Подойдя ближе, Граис увидел, что все они одеты в лохмотья. Запах от них исходил весьма скверный – должно быть, самый чистоплотный из них мылся в последний раз месяц назад. К тому же почти все они были калеки: кто без руки, кто без ноги или даже без обеих ног, кто без глаза. Двое юродивых, сидя на корточках, пускали слюни и что-то невнятно бормотали, вперив взгляды безумно вытаращенных глаз в пустоту перед собой.

На дорогу прямо перед Граисом, поднимая тучи серой пыли, выполз безногий нищий, закутанный в драную хламиду, подол которой он накинул себе на голову.

– Подайте медячок несчастному калеке, – жалобно проблеял безногий.

Граис молча достал из внутреннего кармана кожаный кошелек и положил в грязную ладонь нищего монету достоинством в дуз.

Видя щедрость незнакомца, заголосили и другие нищие, со всех сторон протягивая к Граису трясущиеся ладони.

Граис положил еще несколько монет в протянутые к нему руки, но от этого их не становилось меньше.

Неожиданно, оттолкнув плечом оказавшуюся ближе всех к Граису старуху, так что та упала и растянулась в дорожной пыли, вперед вышел еще не старый, крепкий на вид мужчина. Левая рука его была отрублена по самое плечо. Из-под грязного платка, накинутого на кудлатую голову, злобно сверкали маленькие звериные глазки.

Граис сразу же признал в нем главаря шайки нищих, а потому протянул ему два дуза.

Безрукий повернул голову в сторону, презрительно сплюнул в пыль и только после этого быстрым движением выхватил из пальцев Граиса монеты и кинул их за пазуху.

– У тебя, видно, денег невпроворот, – медленно процедил он сквозь зубы.

– С чего ты это взял? – удивленно поднял брови Граис.

– Вход в город стоит пятнадцать дузов, – все так же медленно произнес однорукий. – И будь я проклят, если ты не припрятал за пазухой еще один кошелек.

– Еще бы! – взвизгнула худющая, как жердь, женщина с синим лицом и отрубленным ухом. – Хотел откупиться от нас мелочью!

Однорукий бросил быстрый взгляд в сторону ворот, чтобы убедиться, что за ними не наблюдает стража. Но створки ворот были плотно закрыты. Видимо, в столь ранний час никто еще не изъявил желания покинуть город. А здесь, на дороге, ведущей к воротам, также не было видно путников, кроме чудака, рискнувшего путешествовать в одиночку.

– Слушай сюда, – обращаясь к Граису, тихо произнес однорукий. – Я бы предпочел решить дело миром. Давай сделаем так: ты отдаешь мне свой кошелек, и я отсчитываю тебе из него пятнадцать дузов, чтобы ты смог заплатить за вход в город. По-моему, так будет справедливо.

– Ты собираешься ограбить меня и при этом говоришь о справедливости, – Граис пристально посмотрел в глаза нищего. – Поистине из-за азарта и жадности в человеческом сердце возникает безумие.

Глаза однорукого забегали по сторонам.

– Мне нужно идти, – сказал Граис и сделал шаг в сторону, чтобы обойти безрукого.

– Эй! Эй! – шамкая беззубым ртом, закричал старик с затянутыми бельмами глазами. – Я уже слышал эти слова!..

Все еще сидящий в дорожной пыли безногий, словно клещами, вцепился Граису в щиколотки. Граис потерял равновесие и начал заваливаться влево. Обернувшись, он увидел, что падает точно на подставленное одноруким длинное, остро заточенное шило. Поймав пальцами запястье однорукого, Граис чуть повернул его и сдавил так, что нищий завизжал от боли. Шило упало в дорожную пыль. Опершись на однорукого, Граис восстановил равновесие и одним почти незаметным поворотом стопы отшвырнул цепляющегося за его щиколотки безногого в сторону.

Когда Граису показалось, что он уже свободен, сбоку на него налетели еще трое нищих. Кто-то саданул его чем-то тяжелым по колену, и Граис снова едва не упал. Женщина-жердь вцепилась в его рубаху и дернула с такой силой, что едва не разорвала ее надвое. Через минуту уже вся свора нищих, окружив Граиса, подобно стае голодных псов, рычала и бросалась на человека, который только что щедрой рукой одаривал их деньгами.