Я буду просить, умолять, требовать чтобы Герман сделал генетический тест… Но что, если дело вовсе не в том, что он не верит в свое отцовство? Что, если ему плевать на своих детей? Если они ему не нужны? Но ведь он говорил что мечтает о детях!

Мечтает… О детях от правильной матери. А не от меня, деревенской дурочки… Скорее Герман возьмет в жены модель как эти администраторши. Чтобы была и умная, и красивая, из хорошей семьи…

Только у Германа должно быть сердце! Хоть ледяное… Мне ничего не остается кроме как умолять. Главное чтобы Мишенька выжил. Сглатываю. Герману плевать на мои чувства. Ему плевать на всех. А еще он лжец.

Перед моими глазами вспыхивает воспоминание: мы сидим с Германом в его пентхаусе, что в центре города… Я смотрю через панорамное окно на крыши старых домов… Медленно падают хлопья снега. Помню что-то сказала, какую-то глупость… И вдруг…

– Я бы хотел детей, – он сказал это как-то… Проникновенно что ли. Я повернулась к Герману и, коснувшись пальцами его небритой щеки, заглянула в голубые, цвета льда, глаза. Мне казалось что он не может меня обманывать! Конечно же нет! Да и зачем? – Если бы ты родила ребенка, я бы тебя на руках носил.

– Мы ведь можем попытаться… – вырвалось из меня. Все складывалось идеально. Я сама хотела детей, очень. Герман аккуратно взял меня за запястье и поцеловал ладонь.

– Моя ты девочка… Мне уже тридцать пять, я был женат два раза… – в этот момент он отвернулся к окну и засунул руки в карманы брюк. И я догадалась, что Герман не хочет чтобы я видела его глаза, – Но… Хотя кто знает… Да… Это было бы здорово… Самое время для детей. У меня есть все. Все что нужно и немного больше.

И в тот момент, глядя на его фигуру, мне стало понятно, что ребенок – это единственное, чего Германа нет. Но именно дети придают смысл всему этому богатству, накопительству и нечеловеческим усилиям при покорении вершин.

– Я говорю тебе об этом, практически исповедуюсь. Ты не такая какая-то… Ты другая, – он тогда опять повернулся ко мне и обнял, – С тобой хочется откровенничать.

– Я тебя люблю, Герман, – я смотрела в его глаза, я говорила искренне, хотя и понимала, что это звучит наивно. И может, этот небожитель, этот полубог в глубине души надо мной попросту потешается. Но я не умела врать.

– Если у нас появится ребенок, я его никогда и никому не отдам.

Тот день был самым счастливым в моей жизни… Я была уверена что Герман не соврал. Его империя, которую он создавал с восемнадцати лет, должна была впоследствии кому-то перейти. Нужны наследники, нужна своя кровь.

Я смотрю на повисшего на груди Котю. Наелся и задремал. А сосок изо рта не выпускает, так надежнее и спокойней. Я невольно улыбаюсь.

– Девушка, мы можем идти, – администратор подходит ко мне, правда она не улыбается. Даже любопытства в ее глазах нет, скорее едва заметный ужас. – Герман Александрович приезжает на работу в семи тридцати, всегда раньше…

– Я знаю, – киваю, откладывая в сторону Котю и застегиваясь.

– Конечно, – охотно соглашается девушка. Почувствовав, что я спустила его с рук, Котя тут же просыпается. Крохотное личико морщится, а я тут же шепчу:

– Тссс, мой хороший, мой зайчик… Мама рядом, мама тут…

Я беру на руки ребенка, и мы идем к лифту. Сейчас все решится. Вопрос жизни и смерти.

Мы поднимаемся на лифте целую вечность. Я смотрю на себя в зеркало и становится совсем грустно. Впалые щеки, синяки под глазами как у панды, да и волосы поредели. Наверно это из-за недостатка витаминов. Я каждое утро снимаю с расчески почти локон. Молчу что стало с моими зубами…