Ну да… на то, чтоб позвонить, мадаме, видимо, мозгов не хватило.

– За подсказку тебе, малыш. Купи платюшко.

Прищуриваюсь. А собственно… чего мне брезговать?

Выхватываю купюру и показываю на дверь в комнатку, из которой минуту назад выскочила.

– Он вас очень ждет.

Глаза девушки вспыхиваю, и она, покачиваясь на высоких шпильках, проплывает мимо, окутывая меня приторным запахом парфюма.

Передергиваю плечами.

Собираюсь отправиться в раздевалку, чтобы собрать вещи.

К черту Громова! К черту его выходки!

Я сваливаю…

Но меня тормозит звонок из сада, в котором мои малыши.

– Диана, добрый день, это Арина.

Внутри все напрягается, а я даже подаюсь вперед.

– Добрый, что случилось? Все нормально с мальчиками?

– Звоню уточнить у вас, нет ли у мальчишек какой-то аллергии? На что-либо?

Напрягаю память. Но ничего такого я не замечала.

– Нет, не были замечены. Так что случилось?

Меня начинает охватывать паника.

– Дело в том, что Матвей скушал дольку киви, покрылся сыпью и чешется. Я обязана предупреждать о таком родителей, потому что может развиться реакция…

Она не договаривает, потому что я нагло перебиваю.

– Я сейчас приеду! – чуть ли не кричу в трубку.

Боже… боже, хоть бы ничего страшного не случилось, пока я добираюсь до нужного места!

8. Глава 8

Начинаю метаться по улице возле запасного входа в клуб. Через который мы обычно заходим и попадаем в комнату отдыха и раздевалку.

Внутри все горит огнем от одной только мысли, что с мальчишками что-то не так. Дрожащей рукой начинаю тыкать в экран телефона и искать такси.

– Диана, мы не договорили! – за спиной откуда-то берется Громов, и его голос заставляет меня подскочить от неожиданности.

– Я с тобой договорила, индюк ты самодовольный, – бурчу под нос, – я сказала, что увольняюсь. А ты можешь катиться в ад!

– А как же бар? – Давид хватает меня за руку и резко разворачивает лицом к себе.

Его глаза опасно сужаются. От его фигуры исходит дикая энергия. Кажется, ещё немного ему стоит сжать руку, и мое запястье хрустнет, косточки разлетятся на множество маленьких осколков.

Но я из упорности сжимаю зубы и пытаюсь показать, что мне ни фига не больно.

– Кредит возьму и отдам, – с вызовом цежу сквозь зубы, – ты же у нас последнюю корку без соли доедаешь!

Давид притягивает меня к себе. Делает глубокий вдох, медленный выдох. Прикрывает глаза.

– И вообще, – вспоминаю про гостью, – тебя там, кажется, ждет вся прокачанная цыпочка. А я спешу!

– И куда же ты спешишь, маленькая? К своему бармену?

Почему-то мне кажется, что сейчас один способ избавиться от него – окончательно выбесить его.

Чтоб он послал меня на все четыре стороны.

– Да даже если и к нему, тебе какое дело, Громов?

Дергаю руку, но Давид не отпускает, и это доставляет дополнительную порцию боли. Из меня непроизвольно вылетает стон, Давид тут же ослабляет хватку, потирает место, где наша кожа соприкасается. Будто пытается успокоить и облегчить неприятные ощущения.

– Мне есть дело, маленькая. Очень большое дело.

Он дергает меня на себя. Врезаюсь в его грудь и с резким выдохом освобождаю легкие от воздуха.

– Давид, мне нужно ехать! – меня подрывает оттого, что он снова не слышит.

Думает только о себе. А на меня ему глубоко плевать.

– Я придумаю, как тебе вернуть долг. Но я не собираюсь работать на тебя!

За Громовым материализуется уже знакомая рыжая курочка. Надувает губы.

– Давидик, я тебя уже заждалась, зайчик.

Меня корежит от её голоса. Стараюсь сильно не кривить лицо, но удается с трудом. Все равно губы презрительно изгибаются.

– Зачем тебе эта обслуга? – окидывает меня красноречивым взглядом, морщит носик, над которым явно потрудился пластический хирург. – У тебя же есть я.