Пару раз попытавшись разговорить сестру, Ирэн отстала от неё. Хотя внутри всё сжималось в комок от обиды. Ну, за что она так? Ведь и наврала, и обсчитать попыталась Санти, а виноватой в ссоре себя теперь чувствовала Ирэн. Как-то уж это совсем несправедливо!
После ужина Ирэн долго не могла заснуть, всё пыталась понять, что же теперь делать-то? Неужели вот так и будут сидеть в одной комнате, делая вид, что не видят друг друга?!
Надо сказать, что всё это время Ирина Викторовна честно пыталась вжиться в обстановку. Вот с того момента, как поняла, что она теперь – госпожа Ирэн и попаданка, с этого момента и началась попытка подружиться с семьёй, принять эту новую реальность как свою, ухаживать за отцом, хотя он и пугал изрядно, понять, как они тут живут, и стать такой же. И сейчас, кутаясь в пованивающие шкуры, Ирэн с горечью осознавала – ничего не вышло. Не нужна она ни отцу, ни сестре. А леди Беррит так она и подавно – только мешает.
Слов нет, приданое отец щедрое дал, да ещё и тайный подарок добавил. Хоть и не знала Ирэн истиной цены монет, но понимала, что это – много, даже очень много. В шкатулке той, если так подумать, монет было штук триста. Так ведь это – золото лорда владетельного! У которого и гигантский замок, и слуги, и земли, и прочего добра кучами. Значит, для начинающей свою жизнь девушки двенадцать монет – огромное богатство. Только вот в семью её так и не приняли. Никто из них… Понятно, что раньше-то Ирэн другая была, но, похоже, до неё и тогда никому дела не было, и сейчас.
Мысль о том, что будет скоро какой-то там муж, Ирэн теперь уже не так и пугала. Она крутила её в голове, привыкая к тому, что всё, что сейчас вокруг есть, скоро изменится. И люди будут другие вокруг, и дом другой. Может, это даже и к лучшему, замужество-то?!
— Лишь бы человек хороший был, — говорила она сама себе — а уж я-то постараюсь с ним ужиться. Раз уж этой семье не нужна, может, свою получится устроить? А потом, глядишь, ещё и ребёночек будет… Да и так подумать… Оно, конечно, всё вокруг чужое и непривычное, но ведь если постараться, то и привыкну. И, бог даст, с мужем-то уживусь?
Нельзя сказать, что думы о муже были радужными, опасения всё равно оставались. Кто ж знает, может быть он и страшнее лорда будет? Может, его и полюбить нельзя? Только похоже, что никто и не собирался прислушиваться к таким страхам. Так что, решив про себя, что – чему быть, того не миновать, Ирэн честно попыталась уснуть.
С утра в комнату заявилась Шанта, та самая служанка, которая помогала отмывать покои лорда. Поклонилась низко и сказала:
— Пожалуйте на утреннюю молитву — ещё раз поклонилась заспанным девушкам и вышла.
В комнате все засуетились. Даже Питер, который до завтрака старался никому на глаза не лезть, вскочил и начал приводить себя в порядок – солому отряхнул, пояс надел кожаный, даже волосы пригладил гребнем, вытащенным откуда-то из одежды. Ирэн растерялась – не понимала, что делать нужно.
— Питер?
— Вы, госпожа Ирэн, побыстрее косу-то заплетайте. Отец Карпий гневаться будет, ежели кто запоздает!
— Так мы же ещё и не завтракали.
— Завтрак, госпожа Ирэн, он завсегда после молитвы бывает. Ну, когда отец Карпий службу-то свою справляет.
В комнате с иконами в этот раз было значительно светлее от лампадок, горящих перед иконами свечей, нескольких факелов, укреплённых в стенах. Санти уверенно прошла к лавке в первом ряду, той, что была со спинкой и подушечками, и уселась, глядя прямо перед собой. С Ирэн она так и не разговаривала. Аккуратно подталкиваемая под локоток Питером, Ирэн села рядом. Питер выдернул низенькую скамеечку из-под лавки и сел рядом. По краям комнаты толпилась прислуга. Как поняла Ирэн – здесь не все, а только самые близкие семье лорда люди.