– Иногда мне казалось, что мы все уже давно мертвы, но смерть по какому-то нелепому совпадению не приковала нас к земле, позволив призракам существовать в последнем городе за бетонными стенами и колючей проволокой. Словно все мы, разгневавшие самого создателя, уже никогда не выберемся из этого экзистенциального кошмара, – за один короткий миг пронеслось в мыслях Фаренгейта.

Дорога некогда оживленного проспекта была пуста, и лишь один Фрэнк стал гостем этого города, утонувшего в вечернем полумраке, также как и при свете холодного солнца в любой день.

– Эмилия, где бы ты сейчас не находилась, надеюсь, что ты по-настоящему счастлива, – продолжал бессмысленный разговор без собеседника герой, лишь черные вороны, сидевшие на ветках деревьев, стали слушателями исповеди мужчины, ответив одобрительным молчанием.

Фрэнк думал, что это мгновенье, застывшее в пронзительной тишине, будет длиться вечность, однако до одинокого героя внезапно донесся рев двигателя, к собственному удивлению, Фаренгейт нашел его знакомым и обернулся, после чего запечатлел проносящийся мимо него на полном ходу желтый кабриолет. Герой не успел разглядеть ни номеров, ни водителя, а лишь смотрел вслед удаляющейся машине, за которой нежным ковром стелились на брусчатку взмывшие вверх листья.

Преисполненный беспредельным одиночеством мужчина не придал эту происшествию никакого значения и побрел дальше, завидев пластмассовый дубликат Египетского столба на площади Согласия, хотя сейчас она имела другое название. Площадь Смирения.

– Даже в названии заключен великий смысл. Принять неизбежное и произошедшее, каким бы безрадостным оно ни было, с присущим человеку достоинством, – прокомментировал вслух герой в черном, заметив закружившихся без явной причины в небе ворон.

Пользующиеся дурной славой дьявольские птицы приковали к себе взгляд мужчины, однако в следующую минуту его внимание привлекли силуэты пары человеческих фигур, выбежавших прямо на дорогу. Фаренгейт далеко не сразу осознал, что они склонились над бездыханным телом в черной рясе, к которому тянулся кровавый след.

На этот раз вороны оказались правы, этот человек уже был мертв. Совершенно определенно его сбила машина, но сострадания разучившегося испытывать страх или отвращение при виде мертвецов Фаренгейт лишь механически выговорил:

– Смерть в автомобильной катастрофе после конца света, кажется, это выглядит слишком обыденно.

Один из очевидцев уже помчался к телефонной будке, а второй в костюме под плащом также холодно констатировал:

– Он не дышит.

Должно быть, тот, кто склонился над телом, увидел происшествие из сада сразу за виселицами фонарных столбов.

– Вы разглядели номера этой машины? – теперь уже к герою обратился незнакомец, держа в руках хладеющую ладонь.

Несчетное множество осколков битого стекла на дороге словно задрожали, засияв отражением огней, наверное, именно это так озаботило ворон. Несколько птиц уже уселись у начала кровавого следа, словно им не терпелось насытиться свежей добычей.

– Нет: все случилось слишком быстро, – объяснился Фаренгейт, будто бы от его слов уже мало что зависело, ведь человек в монашеской рясе, налившейся кровью, равно как и брусчатка у его ног уже был мертв.

– Непоправимое, как правило, всегда происходит внезапно и слишком быстро, – проронил незнакомец, словно живой обратился к мертвецу.

Непредумышленно безучастный Фрэнк еще какое-то время наблюдал за телом, чтобы на него не слетелись вороны, заставив несчастного умереть во второй раз, пока к месту трагедии не прибыла машина периметральной гвардии. Пара безликих солдат в белых одеяниях вскоре склонились над телом священника, накрыв его белоснежной простыней, что засеребрилась в свету тусклых фонарей, выдав в себе полиэтилен. Затем один из солдат, словно по старой привычке, связал конечности усопшего колючей проволокой, будто бы умерший еще мог быть потенциально опасен и входил в интересы организации.