— Выходи, твое время пришло! — он еще раз ткнул меня в бок, подгоняя к выходу.

— Что происходит? — какого черта я в застенках Комитета? Сама в форме задержанного.

Комитетчик грубо заржал:

— Да ладно? После всего, что ты натворила? Иди говорю вперед! — Для убедительности он снял с пояса длинную тонкую палку, угрожающе поднес ко мне. На конце вспыхнуло и затрещало напряжение. Если он меня сейчас этим огреет то меня минимум от боли вырубит, а я хочу понять что происходит. Поторопилась сделать шаг из клетки.

— Эй, курутаг, — тихо позвола я, но никто не ответил. В коридоре меня повело. Голова закружилась. Ноги словно меня перестали слушаться. То ли я разучилась пользоваться телом, чуть не загремела на пол. Осела по стенке вниз. Да что происходит?

— Поднимайся, чего удумала? — меня подняли на ноги и толкнули вперед, — Ты уже которого охранника вырубаешь! Стерва! — зашипел комитетчик. — От меня ты не свалишь!

Вообще не понимала о чем он говорит. О каких нападениях речь?

— Мне необходимо связаться с Настроением, — проговорила я, делая мелкие шаги вперед и стараясь одной рукой держаться стены.

— Ага, а то ты с ней не говорила. Целую аудиенцию собрали ради рыжей фифы. Героиня, спасшая мир, — гоготнул охранник и снова пихнул меня в спину. Если бы меня так не мутило я бы ему сейчас руку сломала, а палку в задницу засунула. — Иди говорю, я хочу успеть на обед.

А мне по видимому его не пережить. Я знала Комитет слишком хорошо, место по которому я шагала, — застенки смертников.

— Во мне подселенец, возможно он… — пока мы шли с охранником по коридору, я постаралась разговорить его, попытаться объяснить. Но мужчине было все равно, кроме презрения и откровенной ненависти в глазах у него ничего не было.

Перед самым входом в комнату я затормозила. Здесь происходят смертные казни. Даже запах специфический. Я хочу жить! Внутри поднялась сначала тревога, а потом меня затопила паника.

— Черт нет! Позовите Настроение! — охранник попытался впихнуть меня внутрь, но я вцепилась в дверной косяк. Сильный удар по коленям сзади и меня втащили внутрь. К одному охраннику присоединилось еще двое. Бросили на кресло, пока я слабо бракалась, пристегнули меня, чтобы я не могла пошевелиться.

На смену охранникам пришли люди в белых халатах, а их я особенно боюсь.

— Это все какая-то дурацкая ошибка! — закричала. Но люди механически выполняли работу. Они не контактировали со мной, только сухо переговаривались друг в другом.— Дайте мне хотя бы с отцом проститься! — предательски скатилась слезинка. Казалось люди не умели ни слышать, ни видеть, ни сопереживать.

— Пустите! Здесь происходит чудовищная ошибка! Ай! — в руку впилась длинная и холодная металлическая игла, я резко втянула воздух, переставая дергаться, боясь, что боль может усилиться многократно.

— Прошу! — Уже прошептала. — Вирус…

— Станислава Никитина, — прозвучал незнакомый, измененный программой голос в динамиках. — Вы обвиняетесь в предательстве государства, помощи террористам, продаже инопланетных форм жизни преступным группировкам. Высшим судом была доказана ваша вина. Сорока часовой срок для обжалования прошел, поэтому вы приговариваетесь к смерти. Ваше последнее слово?

— Произошла чудовищная ошибка! Я не виновата! — закричала я. — Руководитель Комитета Настроение в курсе, что последнее время я находилась под влиянием 748! Допросите иномирянина! Где Настроение? Мне нужен адвокат! Да что б вас!

— Вам будут даны пятнадцать минут одиночества, прежде, чем будет введена смертельная инъекция. Ввиду тяжести преступления против человечества обезболивающие не применяются, ваш мозг будет в сознании до последнего мгновения.