После того их разговора, Альма часто представляла себя на месте той, кого целуют. Но не пьяный горожанин только из трактира. Она представляла, как ее целует другой мужчина. Вот только и помыслить не могла, что когда-то ей хватит смелости поцеловать самой.

За два года она достаточно вытянулась, но Ринар до сих пор был выше на полголовы. Чтобы достать до его губ, пришлось привстать на носочки, и лишь благодаря тому, что мужчина не ожидал такого поворота событий, у Альмы получилось притянуть его лицо к своему, прижимаясь теплыми губами к его рту.

Ей почему-то казалось, что дальше все должно произойти само собой. Конечно, мужчине положена секунда сомнений, но потом… Его руки должны были лечь на талию, притянуть ближе, а губы раскрыться навстречу ее предложению. А потом… В поцелуе он должен был все понять: и ее чувства, и свою слепоту. Понять и сделать главное – признать, что то же обуревает им.

Но секунда сомнений затянулась. Этот поцелуй ничем не напоминал виденный когда-то в городе.

Она целовала будто стену. Каменную холодную стену, не способную не то, что пошевелиться или ответить, принять то, чем она так щедро делится. Но вместо разочарования в Альме снова родилось упрямство. Как всегда, если что-то не получалось, в ней рождалось упрямство. Сама сделала еще один шажок навстречу, прижалась всем телом к мужчине, провела кончиком языка по напряженным губам, взывая проснуться.

– Нет, – он прервал поцелуй слишком резко. Наконец-то ее схватили за талию, вот только не затем, чтоб прижать к себе плотней – чтоб отстранить. Видимо, отрезвила мужчину именно попытка превратить наивный поцелуй в куда более чувственный.

Ринар оторвал от себя Альмы, отмечая, что на лице девушки застывает удивление, что щеки снова розовеют, что руки остаются в воздухе где-то между их телами, что после секундного замешательства во взгляде проступает непонимание и… боль.

– Нет, Альма, – это стало для него неожиданностью. Первой за долгие годы неожиданностью. Ее поступок выбил из колеи настолько, что даже мысли о том, что его слова сейчас могут нанести девушке слишком большой вред, почему-то не возникло. – Никогда больше…

– Простите, – постепенно осознавая, что же только что сделала, Альма приложила ладошку к губам. – Боже, простите! – понимание накрыло с головой, а стыд тут же заставил девушку отпрянуть.

Что она наделала? На что надеялась?

– Альма, – кажется, первым взял себя в руки именно мужчина. Он попытался поймать ее за кисть, чувствуя, что девушка готова сбежать прямо сейчас. Она не дала, дернулась, отступая еще на шаг.

– Простите меня, милорд, я просто…

– Альма, послушай, – Ринар почувствовал свою вину. Свою вину за слепоту и невнимательность. Как он мог пропустить тот момент, когда девочка влюбилась?

– Простите, милорд, я просто… Это просто… Я… Простите, – Альма крутнулась на каблуках, собираясь позорно сбежать. Не так. Просто сбежать. Свою долю позора она получила раньше.

Мужчина метнулся наперерез, преграждая ей дорогу. Альма не сразу поняла, из-за чего пришлось остановиться, лишь через несколько секунд осознав, что это он. Снова он, снова близко, и горящие стыдом щеки уже не скрыть, сбежав с глаз долой.

– Это ошибка, Альма, – Ринар придержал ее за плечи, легко встряхнул. – То, что произошло – ошибка. Моя. Ты не виновата. Так просто случилось, но я клянусь, это не повторится. Ты слышишь меня? Больше не повторится. Слышишь?

– Да, – все, что смогла выдавить из себя Альма – это невнятный писк. Но этого оказалось достаточно, чтоб руки мужчины разжались.