Наверное, нужно радоваться. Небезразлична — уже хорошо, пусть хотя бы так… Но пока что-то не очень получается.

Попрощавшись, первой завершаю вызов. Проверяю сообщения от Вяземского. Ни слова.

А ведь мы договаривались увидеться в полдень. Звонок Рафа задержал меня на четверть часа. Даже странно, что Артур ещё не подаёт признаков недовольства.

Встряхнувшись, накидываю поверх футболки толстовку. Мне это нужно в первую очередь, значит заглянуть к соседу всё-таки придётся.

Ливень стоит стеной. Спрятав голову под капюшон, нерешительно разглядываю ворота.

В последние дни дворецкий мне на глаза не попадался. Вообще вся прислуга словно испарилась, что несколько напрягает. Одно дело встречаться на виду и совсем другое — уединиться в одной из многочисленных комнат.

Сердце тревожно сжимается, стоит постучать в массивную дверь. Слышно как эхо разлетается по всему дому, словно звон чугунного колокола. Устав ждать, когда мне откроют, пишу Артуру короткое сообщение, что я пришла.

С рукавов промокшей толстовки по пальцам стекают ледяные ручьи, а ответа всё нет. Даже не просмотрено! Не зная его щепетильности к договорённостям, я бы уже умчалась домой, в глубине души испытывая острое облегчение.

Может, я научусь подобно Вяземскому относиться к жизни с ленивым пренебрежением и флегматичностью постигшего дзен философа. Вот только произойдёт это не раньше, чем я перестану предательски робеть рядом с бесцеремонным, высокомерным, слишком часто нарушающим личные границы, слишком порочным соседом.

Рядом с тем самым соседом, который всю сознательную жизнь вселял в меня необъяснимый страх, но оказался таким классным коучем.

Набрякшая дождём толстовка тяжелеет, с кончиков волос срываются крупные капли.

— Будет повод сказать, что промокла и приду завтра. Я только на минутку, — успокаиваю сама себя, обнаружив, что дверь не заперта.

Обстановка внутри шикарная и в то же время дико неуютная. Всё идеально, но без души. С первым же гулким шагом решаю оставить кеды в прихожей и тихой мышкой пробираюсь вглубь дома, заглядывая поочерёдно во все комнаты. Чем дальше, тем неприятнее становится от вероятности напороться на кого-то из прислуги.

Все двери приоткрыты и только в одну заглянуть не решаюсь. Здесь по моим расчётам находится спальня Артура. Негромко стучусь раз, второй... На третий, контрольный — настойчивее...

И едва принимаю решение вернуться домой с чистой совестью, краем уха улавливаю стремительно приближающееся клацанье когтей по мраморному полу.

Округляю глаза, давясь застрявшим в горле вскриком.

А про спаниеля-то я забыла напрочь!

Несущийся на меня ураган зубов и ярости не оставляет ни желания, ни шансов следовать этикету. Я залетаю в комнату Артура, подпираю спиной дверь, вздрагивающую под ударами коротких лап и только затем осматриваюсь.

В первое мгновение мне кажется, что Артур успел с утра накидаться. Иначе не объяснить его полуосознанного взгляда и леденящей кровь улыбки.

— Какие люди... — меня коробит, столько яда звучит в одном этом слове.

Он слегка раскачивается, сидя на кровати. Трясется весь. При том, что жарко жуть как! Даже в мокрой толстовке мне моментально становится душно. А на нём целых два одеяла!

Ну, понятно. Промок вчера, простудился…

Видимо, как вырубился, так и проспал до сих пор.

Неуверенно делаю пару шагов к нему. Дотрагиваюсь до колючей щеки, прикасаюсь ко лбу. Горит. Пытается перехватить мои пальцы.

— Тише... Давай ты приляжешь. Я вызову врача.

Аккуратно толкаю Артура на подушки. Не поддаётся! Надавливаю сильнее, сжимая руками покрытые испариной плечи. Его потресканные губы дёргаются в улыбке.