Я застыла, услышав такие угрозы. И раньше мои гонители требовали наказаний — запереть, высечь. А тут дошло до такого!

Нил замахнулся вилами на мясника.

— Да в своём ли ты уме, старый хрыч! Госпожа Эдельвейс столько добра тебе сделала! Сына твоего спасла, когда его зельем потравили, а ты её внучку пришёл убивать?

Толстяк попятился и замахал руками:

— Против госпожи Эдельвейс я ничего не имею, но внучка её, Марика, — сущая отрава! Того же Вилая она уж третий раз сглаживает! Чего пристала к парню, спрашивается? — он недоуменно развел руками, что вызывало у меня безумное желание метнуть в него из окошка горшок с фиалкой. — Да и моего Сэма не она ли любовным ядом опоила? Виновницу-то так и не нашли!

Ой, больно нужен кому-то этот тощий верзила! Бабушка считает, что тот отравился дешевым элем в городе.

— Не нашли, значит, плохо искали! — позади спорщиков прозвучал звонкий голос бабушки и я облегчённо вздохнула. — Что на мою Марику напраслину возводить?

Толпа раздвинулась. Я увидела бабушку, та легко соскочила с козел легкой повозки, мимоходом потрепала по длинной шее ласкавшегося к ней ящера, и накинула вожжи на ветку дерева, после чего повернулась к топтавшимся в молчании мужчинам.

— Светлого дня вам, господа! Чем обязана?

Моя бабушка — все еще красавица. Она маг средней силы, потому в девяносто выглядит лет на тридцать пять. При этом одевается сельская целительница всегда по-городскому в строгие платья темных тонов. Разумеется, не только внешность, но и лекарское искусство заставляет селян относиться к ней с особым почтением. Цвет деревенской элиты начал кланяться, стыдливо пряча колья за спиной.

Вперёд выступил отец Вилая.

— Светлого дня, госпожа Эдельвейс! Сын мой ногу повредил, а все через вашу девку. Вот общество и требует: выдайте нам вашу внучку. Надо извести заразу!

Я заскрипела зубами от ярости. Если правда про мой глаз, мельнику несдобровать уже!

— Ногу повредил, говоришь, — задумчиво проговорила бабушка, словно обо мне не было сказано ни слова. — Значит, тебе я нужна, а не моя внучка. Я знаю, что Марика и не посмотрит на вашего Вилая, значит, он сам виноват, что полез к ней.

Мельник задумчиво почесал бороду.

— Так-то оно, может, и так, — признал он. — Только что тут сделаешь, девка в соку! Все парни гоняются за девицами, но, кроме вашей заразы, ни у кого дурного глаза нет. А раз так, значится, такая девка и не потребна нам здесь. Либо отошлите её, госпожа Эдельвейс, либо мы… того… э-э-э… Сами ее куда-нибудь сошлем.

Толпа за его спиной одобрительно зашумела.

— Уж не прогневайтесь, госпожа целительница, но мочи нет терпеть ведьму с дурным глазом вблизи деревни. То одно, то другое… Ладно, когда была ребенком, но такая видная девка…

— Понимаю, господа. Можете расходиться.

Бабушка сняла с повозки кожаный лекарский чемоданчик, холодно кивнула селянам и вошла в распахнутую Нилом калитку, направляясь к крыльцу.

— Э-э-э, госпожа Эдельвейс, а ногу-то Вилая посмотрите? Бедолага лежит и стонет…

Я заметила, как окаменело лицо бабушки в ответ на эту просьбу. Видно было, что она устала и что желания оказывать услугу негодяю, который только что угрожал смертью внучке, у нее нет. Но целитель есть целитель.

— Хорошо, приеду через полчаса. Нужно инструменты и снадобья приготовить.

Я услышала, как хлопнула входная дверь, и выбежала в прихожую, бросаясь в родные объятия. С наслаждением вдохнула любимую с детства легкую смесь ароматов целебных трав и лимона.

— Бабуля! Как же вовремя ты вернулась! Этот Вилай подкараулил и погнался за мной. Я всего-то один разочек оглянулась, а он как раз мост переходил…