И он тоже убежал вверх.

– Что делать? – спросил Гугуд. – Он даже не объяснил, как вынимать оглобли!

– Как вытащим, так и сойдет! – Абад лихо выдернул оглоблю из повозки, но другой ее конец, вставленный в петли хомута, застрял.

– Бей предателей! – закричали наши враги и с хохотом побежали к нам.

Мы спрятались за бочки, один Абад остался стоять перед бочками. Умом он был неповоротлив, но в движениях – ловок, и даже мало пригодной к бою оглоблей натворил немало: он подпустил врагов поближе и описал ее свободным концом полукруг на уровне их ушей. Двое повалились под ноги прочим наступавшим, а как раз у них были в руках дубинки. Враги отступили, Гамид выскочил и подобрал оружие.

Нам никогда не приходилось драться с целой толпой. В уличную драку, где бойцы сразу разбиваются на пары, мы дважды попадали, но управились легко, мы же крепкие деревенские парни, а не хилые городские.

Они опять пошли на приступ. Тахмад и Левад вышли с дубинками и пообещали, что успеют разбить по две головы каждый, прежде чем их повалит толпа. Тогда в них стали кидать камнями. Они отступили за бочки.

– Что делать? – спросил Гугуд. – Что-то я не слышу, чтобы снизу к нам спешили стражники.

– И я не слышу, – сказал Абад.

– Похоже, эти двое вонючих нам соврали! – такой вывод сделал Тахмад. – И оставили нас защищать имущество своего хозяина, потому что мы связаны клятвой.

Тут его задел камень, перелетевший через бочку. Дерьмовозы наловчились так их кидать, чтобы они падали на нас сверху.

– Если мы все время будем отступать, то нам в конце концов придется прыгать с башни, – сказал Левад.

– А вот дверь! – воскликнул я. – Может, за ней – богатое жилище, и нас туда впустят?

Дверь, возле которой горел вставленный в кольцо факел, была большая, крепкая, и мы стали в нее стучать, но нас никто не впустил.

– Мы пропали, нас тут завтра подберут с разбитыми головами, – запричитал Левад. – И не нужны нам будут никакие деньги.

– Я буду стучать в эту дверь и вопить, – сказал Гамид. – И пусть кровь наша будет на совести хозяина… Постойте! Мы же можем отбиваться факелами!

Он вынул факел из кольца и поднял его над головой.

Когда факел высоко и посреди норы – он дает больше света, чем если бы он был на своем обычном месте, сбоку. Мы увидели бочки и ослов не частями – бок бочки, горловину, круп осла, – а целиком.

И Гугуд с невнятным криком стал тыкать пальцем в ослиную морду.

– Ты от страха взбесился? – спросил его сердитый Тахмад.

– Вот, вот! – повторял Гугуд. – Я его знаю! Это он!

– Кого знаешь, осла? – спросили мы.

– Да, да!

И мы наконец поняли, что в повозку с бочкой впряжен старый приметный осел из тех, что крутили священную крестовину бога Мардука. Эти два белых пятнышка на храпе, у самых ноздрей, обозначились совсем отчетливо. Мы посмотрели на хвост – это был тот самый не в меру длинный хвост, который мы сразу заметили.

– Как это? – спросил умный Тахмад. – Как это?!

А мы пятеро просто молчали.

Осла от крестовины Мардука запрячь в вонючую бочку? Драгоценного осла, которого нужно было отдать в один из деревенских храмов, чтобы он на покое доживал свои дни, окруженный общим почтением?

Или мы сошли с ума, или жрецы при крестовине сошли с ума, или…

Эта мысль пришла разом в наши головы. И мы, не сговариваясь, закричали:

– Она не священная! Нас обманули!

А раз крестовина не имеет отношения к богу Мардуку, то и наша клятва – как шорох крыльев мотылька и пение навозной мухи!

– Мы никому ничего не должны! – радостно заорал Левад. – Парни, мы свободны!

Однако камни перелетали через бочки, и дерьмовозы готовились к бою. Объяснять им про крестовину и клятву было нелепо. Выход из положения нашел Абад. Он, пока выдергивал оглоблю, расшатал бочку, и оставалось совсем немного, чтобы она слетела с колес. Абад как следует тряханул повозку и вовремя отскочил – бочка грохнулась наземь. А она была большая – ростом больше человека.