– Срамница!

– За попадьёй своей смотри! Она вчерась по селу шатаясь шла, люди сказывали.

– Так праздник двунадесятый. День Святой Троицы!

Ну и в том же духе. Попик приходит потом к Сашке жаловаться, приходится золотым червонцем откупаться. Машка опосля внушение получает, что своими поползновения по защите ложек она разорит их. Но побурчав домоправительница успокаивается ненадолго и опять кричат друг на друга эти оппоненты, мать их, посреди двора через неделю.

Миновал и день четвёртый. Дождь лил как из ведра и все дома сидели. Сашка вспомнил про кроссворды. Хотел же несколько составить, для детишек и Анны с Машкой. На них целый день и убил. Вечером сели разгадывать и началось. Да. А закончилось подзатыльниками. Это домоправительница дерущихся знатоков разнимала.

Настал и прошёл день пятый. И Кох успокоился, посчитал, что события будут развиваться по первому варианту. Шахматов осознает, что был неправ и затихарится.

Нда только за пятым пришёл день шестой, и к обеду на двор перед теремом лихо въехала бричка с двумя впряженными в неё серыми в яблоках кобылками тонконогими. Это прибыл генерал Александр Палыч Соболевский. Один прибыл. Не к добру.

– Откушать с ними? – Машка и над генералом возвышалась. Сашка кивнул в подтверждении приглашения.

– Картошечка жареная с тефтельками. И соус к ней грибной. Изюмительная вещица. Не побрезгуйте, Ваше Превосходительство.

– Кхм, я по делу… вообще-то. С соусом говорите, Александр Сергеич?

– И с кальвадосом грушевым.

– Ох, грехи наши тяжкие. На чревоугодие… А хорошо. Не убегут те дела.

Гад, две порции изъел, а потом и выдал под кофеёк.

– Секундантом я ныне у господина Шахматова. Вызов прислал вам на дуэль.

Оскорбили вы его на днях. Да-с. Нехорошо получилось, – генерал пригубил из фарфора французского, – Умеет у вас кухарка кофий варить.

– Он ведь Анну лапать полез. Под подол ей руку запустил.

– Девка крепостная…

– Она мещанка и… невеста как бы моя.

– Как так?! Это мезальянс! – вскочил Соболевский.

– Это любовь. Слышали про графа Николая Петровича Шереметева и Прасковью Жемчугову. Ну, да бог с ними. Чтобы вы сделали, ваше превосходительство, если бы вашу жену или невесту начал хватать, извините, за зад пьяный гость?

– Чудные дела. Но ведь Иван Артемьевич не знал этого… м… всего, – стал кружева в воздухе генерал рисовать.

– В юриспруденции есть формула: «Незнание закона не освобождает от ответственности». Звучит так: «Ignorantia juris non excusat», – Это Кох на всяких совещаниях в питомнике любил вставить, когда какой-нибудь нашкодивший товарищ оправдывался: «Я же не знал, что так получится».

– Да?

– Вы передайте Ивану Артемьевичу дорогой Александр Палыч, что если он двенадцать часов простоит на коленях перед Анной и перепишет на неё своё имение, то я его прощу и не убью.

– Это же неслыханно! – чуть не расплескал кофий его Превосходительство.

– И из-за меньшего войны начинались. А теперь по делу. У меня секунданта нет. Я пошлю завтра поутру человека за моим зятем князем Николаем Ивановичем Болоховским. Да заодно и за доктором. Нужно же будет зафиксировать смерть господина невежды. Передайте ему мои слова. Есть у Ивана Артемьевича пять дней. Два до Тулы, там собраться день и два назад. Стреляемся вот на этой поляне перед домом. Я же выбираю оружие. Стреляемся с тридцати шагов и одновременно по звуку другого выстрела. Такие условия допустимы, Ваше Превосходительство?

– Да, ничего необычного. Так-то с двадцати шагов обычно, но хозяин барин – пуля тридцать шагов пролетит, – погрузившись в задумчивость, пробурчал в чашку с ангелочками Соболевский.