И милиция, и служба безопасности банка долго выворачивали охранников наизнанку, но ничего членораздельного пострадавшие сказать не могли. Их память отшибло напрочь. Большинство помнили лишь, как поезд начал тормозить. Кто напал? Как? Куда делось золото? Эх, кабы знать. Наконец, один из охранников признался:
– Помню, бабка предлагала картошку… Вытащила что-то из ведра… Хлопок…
– Что вытащила?
– Пистолет. Хи-хи, точно, пистолет.
– Чего смеешься?
– Она выстрелила в меня из игрушечного пистолета. Такой серебряный пистолет. Как у пришельцев из «Звездного пути». Хи-хи. Игрушечный такой, хи…
У охранника началась истерика…
Моя жизнь продолжала полниться чудесами. Вчера на ужин Клара приготовила мясо. Правда, оно получилось жесткое, было посыпано мелконарезанными бананами – моя красавица где-то вычитала, что бананы придают мясу особый вкус, хотя скорее всего просто перепутала их с луком. Меня ее поведение начинало тревожить не на шутку. Ох, подложит она мне свинью. Да не простую, а элитную, как из рекламы ветчины «Хам».
– Дорогой, – неожиданно заговорила Клара. – Ты всегда так занят, весь в работе. Какой-то усталый, угрюмый. Я вот почитала Дейла Карнеги. Вся твоя беда, что ты держишь все в себе.
– Не думаю, что это самая большая моя беда, – буркнул я.
– Самая. Невысказанные переживания осаждаются донным илом в подсознании и разрушают его. Ты же никогда ничего не рассказываешь о своей жизни. О работе.
– С чего тебя заинтересовала моя работа?
– Милый, я хочу посочувствовать тебе. Посопереживать.
– Клара, ты хитришь. Что тебе нужно?
– Как? Ты не понимаешь? Я хочу лишь, чтобы ты не замусоривал свое подсознание. Чтобы всегда улыбался. Чтобы у тебя было отличное настроение.
– У меня и так отличное настроение. И я ни с кем никогда не говорю о работе, кроме тех, кому это положено по должности.
Интересно, что у нее на уме? Если она преподнесет мне завтра жюльен и индейку в киви и яблоках, впору будет уносить подобру-поздорову ноги.
Перед выходом из квартиры я одернул перед зеркалом пиджак. Когда под мышкой кобура с пистолетом, даже в жару приходится таскать костюмы или, на крайний случай, ветровку.
Не сказал бы, что мне слишком нравится моя внешность. Честно сказать, она мне совсем не нравится, но я не комплексую по этому поводу. Охота забивать голову всякой ерундой. Внешность как внешность. Типичный полицейский барбос тридцати лет от роду. Ни худой, ни толстый. Морда красная – не от пьянства, а от рождения. Не накачан – спортом никогда не увлекался. При первой встрече со мной, как я заметил, взор приковывает не мое заурядное лицо, а руки. Огромные кувалдометры, будто я всю жизнь простоял в кузнице. Мои руки сразу наталкивали на мысли о переломанных костях и вдавленных носах. Надо сказать, после моего кувалдометра мало никому не казалось. На правой руке тускло светился массивный платиновый, с бриллиантом перстень. Естественно, нужен он мне был не для пижонства и не для крутизны, как полудиким мафиозникам. Просто это фамильная драгоценность, переданная мне прабабкой-белоэмигранткой.
– До вечера, дорогая, – я чмокнул Клару в щеку…
Официально работа в МУРе начинается в десять часов, но принято приходить минут на двадцать пораньше. После пятиминутки я устроился в кабинете, наполненном галдящими, курящими, дурачащимися великовозрастными детишками, именуемыми операми. Я все-таки сумел сосредоточиться и отпечатал на компьютере недельный план. Кто-то на очень верхнем верху в очередной раз съехал с ума на этих планах. И теперь приходилось писать планы работы, планы по составлению планов работы, планы по улучшению планирования – ну и далее в том же духе.