Но сейчас Ладе казалась сама себе ненужным больным животным. Из колледжа скоро выгонят, однозначно. А начинала-то! Как лучшая ученица, да-да! Резво, бойко, гиперактивно! И вот… Не оправдала ничьих надежд.

Лада чувствовала, как приближается нечто вроде депрессии. Вряд ли преподавателей устроит ее объяснение. «Я что-то такое чувствую, но вы все равно не поймете».

Где-то внутри Лады дрожала маленькая мышь. Беспомощная мышь храбрилась, придумывала кучу оправдательного вранья. Она ничего не могла придумать, только устраивала беспорядок в голове, царапалась изнутри и тихонько пищала: «Нет, нееет!»

Ноги домой не шли. Хотелось шагать и шагать по своей линии туда-сюда, пока не свалишься без сил.

Интеллигентный алкоголик сделал ей комплимент и «дико извинился». Оказывается, здесь так много пьяных. Не замечала… Раньше ей встречалось столько красивых нарядных людей, куда они все делись?

Люди попадались какие-то уродливые, злые. Одна старуха специально стукнула Ладу сумкой по ноге. Старые дома слепо смотрели на нее, им не было до нее дела так же, как и прохожим.

Женщина-великанша с табличкой «Цирюльник. Стрижка за 250 рублей» выкрикивала что-то про прически. У нее было абсолютно доброе и абсолютно дебильное лицо. В ушах Лады звенела назойливая реклама про помощь ближнему: «Деньги до зарплаты». Ага, помощники. Ладе стало дурно.

Но вдруг ее как будто кто-то позвал. Точнее, что-то. Это была следующая песня музыканта. Музыка показалась знакомой и довольно популярной. «Сплин». На нее миллион каверов. Но все-таки этот голос необыкновенный! Он разливался вдоль всей линии и в то же время возносился вверх. И он притягивал ее. Лада пошла на зов.

Скоро рассвет,

Выхода нет,

Ключ поверни – и полетели.

Нужно вписать

В чью-то тетрадь

Кровью, как в метрополитене:

Выхода нет… Выхода нет…

Это точно…

Музыка взяла ее за руку и потащила за собой. Бормоча о безвыходности, Лада подчинилась.

Когда она достигла того пятачка, где пел музыкант, то вросла в землю, как фонарный столб. «Я становлюсь фонарем. Скоро совсем офонарею!» – подумала Лада. «У меня вот-вот засветится голова».

Она прослушала одну песню, и другую, и третью стоя, не шелохнувшись, в том же офонаревшем состоянии. Потом она ожила. Ей показалось, что ее погладили по щеке. Или волшебный нарнийский лев дохнул на нее. Что в груди ее расцвел цветок. Что выросший цветок вырвали из груди. Лада поняла, что щекам горячо. Неужели прослезилась?

– Я – тряпка! – сказала она себе. – Или истеричка.

И лампа не горит,

И врут календари.

И если ты давно хотела что-то мне сказать,

То говори.

Конечно, она давно хотела всем все сказать! И скажет! Лада почувствовала, что цветок выдрали из груди вместе с шипами и колючками и что теперь ей не больно дышать. Лада расправила плечи. Ее позвоночник вытянули и выпрямили. Действовал невидимый мануальный терапевт. Лада все еще стояла, замерев и прислушиваясь к ощущениям. Теперь под лопатки что-то нежно воткнули и прокрутили. Крылья?

После пятой песни Лада поняла, что крыльями можно шевелить. И что если она не фея, то – бэтмен! Кто-то вроде того. В общем, у нее все получится. Все!

После Шестой песни она все-таки на секунду вспомнила про Марвина, но с недоумением, типа: «Да кто он такой? И зачем он был?»

Когда музыкант сложил микрофон в ящик и стал сворачивать провода, Лада опомнилась. Она поспешно приложила салфетку к ресницам (тушь потекла!) и с испугом оглядела публику. Не увидел ли кто, как она тут расплылась?

Но многие были так же, как она, в состоянии транса. Необыкновенный голос ударил целебным током не только Ладу. Получившие заряд люди устремились к музыканту и окружили его, чтобы похлопать по плечу, поблагодарить и спросить о чем-нибудь, неважно, о чём. Лишь бы прикоснуться к нему хоть словом.