А с какой стати она будет против, когда все вокруг, без исключения, требуют от неё именно того, чтобы она стала другой, а не такой как сейчас? Хотели? Получите, распишитесь! Сдачи не надо!

Сложно с нашим Палатенчиком, чертовски сложно. И ей тоже непросто находиться в постоянном стрессе. Имея память о том, как её уважали, слушали, рукоплескали и как ей восторгались, оказаться в ситуации ребенка, которому в ответ на любую хотелку следует отказ. Особенно ребенку, который просто не может понять, из-за чего должен держать себя в узде. Не хочет этого понимать. Так что как здесь закончу – попрусь в наш институт по отлову крупного рогатого скота, помогать Веронике пинать эту полупрозрачную бараниху…

Внезапно, чуть не заставив меня проглотить сигарету, в парке образовалась девочка. Точнее «собралась» из множества быстро прилетевших кусочков, сиявших зеркальными гранями. Буквально так – брык-брык-брык, и здрасти! Стоит такая в трусах и майке пронзительно домашних, непричесанная, глаза светятся восторгом, озирается по сторонам… А рученьки? Вот они рученьки-то…

Ребенок не успел чихнуть (а ведь собиралась), как я уже легонько бросил комок слизи ей прямо в личико. Дальше прямо как по заказу – человек, ощутивший, что в лицо что-то попало мягкое и теплое, тут же принимается это мацать, склеивая себе пальчики. Взрослый бы еще что-то сделал, но вот дохлячий ребенок? Не, не в этой жизни.

– Ммм!! Мнмнмнмм!! – сказала кому-то испуганная девочка.

– Ну-ну, – успокаивающе заявил я, аккуратно подходя к ней поближе и принимаясь с определенной опаской чистить хулиганке нос. Та пыталась затруднить мне работу, пытаясь еще проковырять дырку во рту, но это было лишнее, поэтому она и получила шлепок по заднице.

– Стой тихо, – велел я ей, – А потом просто дыши. Всё в порядке.

– Мнм?! – усомнилась девочка.

– Ни ссы, Маруся, я Дубровский, – зачем-то схохмил я, продолжая работать над подачей кислорода.

Все кончилось быстро и хорошо. То есть девочка задышала, а затем была подхвачена мной под пузо и оттранспортирована…

– Шо, опять?! – с чувством спросил сидящий на приемке сержант, которому я до этого сдавал седого лунатика, желавшего жить на повышенную зарплату без повышенного риска.

– Это, ваще-то, телепортатор, товарищ милиционер, – грустно заявил я, держа за подмышки горестно хлюпающую носом девочку в трусах, – Часики видите? Нет. И я нет.

Нелицензированная девочка, значит. Притаившаяся. Не ставшая раскрывать приобретение способностей либо сама, либо под давлением родителей, не желающим, чтобы ребенка отняли «на опыты». Или куда-то еще. Дураки они у нее. Потратив на дитё рулон туалетной бумаги, для впитывания излишком слизи, мы получили громкий рёв и кучу «я больше не буду». Оставив сержанта разгребаться, я малодушно убежал назад ждать. И, вскоре, дождался.

Скрипнула, отодвигаясь, крышка канализационного люка, и из темных глубин на меня уставились два больших и красивых глаза, хоть и слегка узеньких. Кроме них еще было кое-что, но такое грязное…

– Едрить! – только и выдавил я, глядя на вылезающую на свежий воздух Янлинь в мокром перепачканном комбинезоне. Девушка вся была очень мокрая и грязная, а уж воняло от неё так, что кусты начали жухнуть!

Быстро оттащив девушку в ближайший подъезд, я извлек из взятой с собой сумки пачку салфеток, начав ими оттирать тихо бурчащую себе под нос китаянку. Слегка смачивая мягкую бумагу выделяемой ладонями слизью, я пытался привести это чумазое и вонючее страшилище в вид, когда нас могут пустить в баню без вызова милиции. А это сейчас очень важно, потому что если сидящий на дежурстве сержант увидит меня в третий раз – то его психическое здоровье может пострадать!