Виновными в экономическом спаде сочли иноплеменных торговцев: в 1519 году добрые горожане разгромили и выселили из Регенсбурга еврейскую общину, синагогу сожгли (ее контур обозначает теперь скульптурная композиция “Место встречи”), кладбище срыли (на его месте расположены архитектурные мастерские). Евреев и раньше здесь (как, впрочем, и почти по всей Европе) притесняли, по меньшей мере кощунственно дразнили: на южном фасаде величественного собора Святого Петра (пониже, но пошире Мюнстера), изукрашенном святыми, героями, символами и резьбой, красуется изображение свиньи, от сосков которой кормятся несколько иудеев. Каменные ермолки с их голов стесали, когда мир стал толерантнее, но до поры до времени надругательство христиан над чужой верой имело конкретный адрес: еврейский квартал располагался строго напротив собора.

Городу не помогло изгнание неверных. Оказавшийся в прямом и переносном смыслах в торговом тупике, Регенсбург нищал быстрее, чем некогда богател. Удар по купеческому хозяйству привел и к потере политического влияния, оказавшись столь чувствительным, что путеводители и сейчас болеют комплексом робости: “Тот, кто внимательно присмотрится к Регенсбургу, обязательно заметит, что город снова в форме для будущих побед”. То есть форму набрали, но побед пока нет. А вот историки считают, что нет худа без добра: здесь потому и сохранились древние кварталы, что в пору промышленной революции не нашлось средств их перестраивать. Я присматривался к Регенсбургу очень внимательно и не без симпатии. Центр города устроен по-домашнему уютно: тяжеловесность его баварской архитектуры скрадывается итальянским изяществом. Аркады, лоджии, балконы и галереи; патио с мраморными фонтанами и колодцами витого чугуна; палаццо с окнами мягких абрисов; облагороженные цветочными вазонами, смахивающие на пьяццы площади – все это до некоторой степени оправдывает наглость экскурсоводов, именующих административный центр области Верхний Пфальц “самым северным городом Италии”. Это, конечно, не Италия, но, очевидно, таково баварское представление о слегка италийской жизни. Со стародавних времен в Регенсбурге сохранились два десятка родовых башен (между прочим, на шесть больше, чем в Сан-Джиминьяно). Как и в Тоскане, богатеи-патриции зачастую строили такие башни не столько по коммерческой надобности, сколько из тщеславия; некоторые так и стояли пустыми, без перемычек и этажей. Самая тщеславная башня Регенсбурга – Goldene Turm, Золотая, в десяток этажей и пять десятков метров. Эта башня как раз не пустая, уже лет тридцать в ней располагается студенческое общежитие.

Ажурную регенсбургскую красоту удобно разглядывать с севера, с низкого забетонированного бережка речного острова, а еще комфортнее – из пивного гартена “Старая липа” на этом острове. Каменный мост соединяет Регенсбург со Штадтамхофом, ныне смиренным административным районом, а некогда городом-конкурентом с собственными храмами, кабаками и соляными складами. На гербе Штадтамхофа не два, как у Регенсбурга, а целых три ключа апостола Петра. Регенсбург и Штадтамхоф веками соперничали так азартно, что по обе стороны реки бытовала пословица “Через Дунай не женятся!”. Конец соревнованию и состоятельности Штадтамхофа положила так называемая Война пятой коалиции: в апреле 1809 года армия Наполеона нанесла здесь поражение австрийскому эрцгерцогу Карлу. Крепость Регенсбурга французы взяли штурмом с третьей попытки, Бонапарт получил ранение в лодыжку, а Штадтамхоф, не имевший серьезных укреплений, был сожжен. Война принесла асимметричные политические изменения: Регенсбург, в самом начале XIX века потерявший статус вольного имперского города, присоединили к Баварии, а Штадтамхоф потом присоединили к Регенсбургу.