– Конечно, милый, – она мгновенно ответила ему. Дуэт у них уже сыгранный, однако. И высвободила свою ладошку из лап обернувшегося на голос Ивана местного выпивохи. – Сейчас и горячее принесут.
– Отлично. Спасибо, солнышко. У вас какое-то дело к моей жене? – Иван подошел вплотную и демонстративно навис всеми своими ста восемьюдесятью шестью.
Тот соображал долго. Около минуты. Потом с кряхтением встал.
– Прощенья просим. Ошибочка вышла. Извини, мужик, обознался.
И нетвердой походкой пошел к лестнице.
– Вот скажи мне, – Тобольцев устроился напротив, – как ты путешествуешь, когда меня рядом нет? Кто тебе меняет колеса, спасает твои права, караулит твою машину и отбивает тебя от алкашей? А ты еще не хотела меня в машину брать!
Она хотела что-то ответить. Но тут принесли заказ, и торт оказался вкусный, и кофе сносный. А еще Ивану показалось, что она все-таки немного, но испугалась. Несмотря на всю свою внешнюю невозмутимость. А может, и не надо было думать, а правда вмазать этому кретину, который по пьяни берегов не видит. Раз уж удар Тихон Ивану все равно поставил.
***
Они ехали уже около часа – ехали в умиротворенном тортом молчании. Дуня была занята машиной, иногда негромко под нос подпевая музыке из приемника. Иван... Иван думал. Обо всем понемногу.
О снимках, которые он сделал во время предпоследней остановки, когда Евдокия притормозила, чтобы размять ноги. И пошла куда-то прочь. Нет, сначала Иван подумал про то, что причина остановки прозаична. Потом подумал, что девочки ЭТО в кустах не делают. А потом какого-то хрена все-таки поперся за ней. Ну а вдруг там медведь?
Ее яркий шарф сигнально обозначал Дунино местонахождение издалека. Она стояла в начале поля. И почему-то казалась не инородной деталью, а естественной частью всего, что ее окружало, – весеннего неба, проснувшейся после зимы земли, зеленой дымки деревьев с краю поля и россыпи желтых цветов под ногами. Она была частью всего этого, и все это выглядело так странно и гармонично одновременно, что руки потянулись к камере сами.
Думал еще о том, где ему пристроить голову в Москве. Своего жилья у Ивана не было. Оно ему просто не нужно. Куча друзей, у которых всегда можно перекантоваться пару недель – между проектами. На крайний случай, всегда можно снять квартиру. Вещей у Ивана было немного, он с ними легко расставался. Гораздо проще купить новые джинсы, кеды, рубашку, зубную щетку, чем обрастать хламом. Это все чушь и мелочи. За исключением камер и объективов, разумеется. Это была его единственная ценность. То имущество, которым Иван по-настоящему дорожил. Ну, еще ноутбук. Часть оборудования хранилась дома, в Коломне. Остальное было распихано по самым проверенным друзьям. Тобольцев отжал две трети сейфа в кабинете Тина Тихого и там держал самое дорогостоящее. Еще одна часть была передана Росе Ракитянскому. Друзья ворчали на Ивана, но он был уверен, что все его сокровища у них находятся в полнейшей безопасности.
И еще размышлял о том, что нужно будет делать с отснятым в поездке материалом. Уже просчитывал, сколько времени уйдет на обработку, кому надо позвонить в первую очередь, а кому во вторую. И где и у кого ему пристроиться с целью поработать на ближайшую пару недель. И все-таки самый насущный вопрос – куда притулить голову конкретно этой ночью.
– Коломна, – в его размышления вторгся голос Дуни. – Твой город. Я могу проехать через него.
Надо же. Запомнила. При Евдокии Лопухиной лучше крепко следить за тем, что говоришь, – это Иван понял теперь четко.