Но главным объектом поклонения приверженцев православия на Руси стал не Иисус Христос и не христианская троица в целом (бог-отец, бог-сын и бог – дух святой), а земная мать “богочеловека” – дева Мария, которую чтут как “матерь божию”, “богородицу”. В сознании членов русской православной церкви она заняла – и продолжает занимать поныне – центральное место, не предусмотренное ни догматикой, ни нормами церковной жизни (канонами). Этот евангельский персонаж, которому христианским вероучением отведена далеко не центральная роль, принял на себя все то, что раньше предназначалось Рожаницам и Мокоши. Христианская богородица стала восприниматься с чисто языческих позиций: как женское аграрное божество, являющееся стимулятором непрерывного возрождения природы, источником плодородия земли, гарантом урожая – словом, создателем основ для нормальной жизни земледельца. Поэтому вопреки христианской догматике, которая характеризует богородицу прежде всего как “матерь божию”, “приснодеву”, “пречистую”, “всенепорочную” и т. п., православные верующие выдвинули на первый план функции покровительницы, заступницы, помощницы в делах первоочередной важности: ее называют не только “утешительницей”, “целительницей”, “спасительницей”…»

В общем, в результате этого парадоксального переложения византийской догматики на славянский языческий лад второстепенному персонажу – Деве Марии – в русском православии оказалось посвящено больше икон, чем Христу, Святой троице и всем прочим героям христианской мифологии вместе взятым: «Одних только “чудотворных” икон богородицы [существует] более двухсот…»

В библейском же пророке Илии комфортно разместился языческий бог древних славян Перун, оттого Илия и превратился в «Громовержца». Гром и молния? Это Илья-пророк по небу на колеснице скачет!..

Николай Угодник стал покровителем урожая. А святой Власий, просто по созвучию проассоциировавшись с языческим Велесом, стал покровителем скота. Святой Зосима – покровителем пчеловодства, великомученик Артемий начал помогал от грыжи, святой Марон – от лихорадки, святой Антипа – от зубной боли, мученица Дарья решала задачу отбеливания простыней и т. д.

«Дни памяти многих святых рассматривали как календарные даты, фиксирующие оптимальные сроки сельскохозяйственных работ, – свидетельствует историк. – Святых награждали эпитетами, не имевшими никакого отношения ни к роду их деятельности, ни к причинам церковного почитания – эпитетами, явно принижавшими образ «угодников божиих». Некоторые из них охарактеризованы прямо-таки фамильярно, словно речь идет не об объектах христианского пантеона, а о языческих духах-покровителях домашнего масштаба…»

Так, например, александрийский епископ Афанасий Великий – автор множества богословских сочинений – в народе именовался просто: Афанасий-ломонос. Константинопольский патриарх Тарасий, который в свое время созвал Седьмой вселенский собор и причисленный после смерти к лику святых, в народе был называем Тарасом-кумашником. Считалось, что он помогает «от лихорадки».

Одно только перечисление этих «друзей народа» многое проясняет: Арина-рассадница, Сидор-огуречник, Вавра-молочница, Иов-горошник, Марья-пустые-щи, Матрена-полурепница, Никита-гусятник, Елисей-гречкосей, Самсон-сеногной, Сергий-курятник… Кстати, последний персонаж не кто иной, как преподобный Сергий Радонежский.

О великом прикладном значении всех этих «нанобогов» говорят и русские народные поговорки: «На Лупа льны лупятся», «Пришел Федул – теплом подул», «На святого Пуда доставай пчел из-под спуда» и т. д.