И все-таки кто-то где-то должен был их видеть. Тут главное – вспомнить, вот в чем проблема.

Они гуляли, ели, разговаривали, играли. Это было в городе, это тянулось несколько недель. Надо найти хоть одно место, одного свидетеля, одну трещину в его броне. Надо бить в эту точку, надо расширять трещину.

Ева подошла к своей машине, прислонилась к багажнику, извлекла электронную записную книжку, чтобы внести новые записи.

Колумбия. Студенческий билет.

Джорджия. Южный акцент.

Правда или ложь? Если правда, почему он сказал правду? Если ложь, почему солгал?

Пропавший мобильник, карманный компьютер, возможно, электронный дневник, сумка. Что еще было в сумке? Что-то важное? Что это было для него – защита или трофей?

Она подняла голову, когда Рорк пересек гараж и подошел к ней.

– Когда ты был воришкой и обрабатывал лохов, тебе случалось имитировать акцент?

– Да, ну ты и нашла время и место об этом поговорить. Мне бы не хотелось в полицейской лавочке обсуждать такую тему. Ну, раз уж ты работаешь, я сяду за руль.

Он дождался, пока они оба не сели в машину, и только потом ответил на вопрос:

– Да, бывало. Все зависело от лоха. Но, как правило, мне верно служил ирландский акцент, его было вполне достаточно. Иногда я его усиливал, наваливал сверху говор Западного графства, а бывало, наоборот, приукрашивал: начинал говорить как выпускник частной школы.

– Я вот что имею в виду: если это было дело долгое, если оно растягивалось на несколько недель и требовало активного общения с лохом, было бы проще и безопаснее держаться того, что тебе по природе ближе. Усиливать или приукрашивать, но придерживаться основ.

– Совершенно верно, – согласился Рорк, направляя машину в верхнюю часть города. – Стоит раз проколоться, и можно все дело развалить.

– Парень сказал ей, что он родом из Джорджии. Ей нравится акцент, она даже подружке об этом рассказала. Он умен, а тут умно пустить в ход то, что у тебя есть, то, что тебе удобно. Может, он и вправду жил на юге хотя бы какое-то время. Он ей сказал, что учится в Колумбии, так, может, это тоже правда? Может, учился или, во всяком случае, знает достаточно, чтобы не проколоться и знать, что сказать, когда она говорит: «Слушай, у меня там друг учится». К чему прокалываться на таких деталях? Трудно поверить, что ему девятнадцать. Откуда у девятнадцатилетнего парня столько терпения, самообладания, выдержки? – Ева бросила взгляд на Рорка. – Хотя кое у кого все это есть.

Рорк перестроился в другой ряд и втиснулся в просвет между машинами.

– В девятнадцать у меня была за плечами целая жизнь. К девятнадцати я успел побывать уличным крысенышем, воровал, жульничал в карты и уже стремился послать все это к чертям собачьим. К тому времени я уже набил руку во многих делах и понял, какую важную роль играют терпение и самообладание.

– Убийство и воровство – разные вещи.

– Совершенно разные, – кивнул Рорк. – Тем более когда речь идет о предумышленном убийстве невинной девочки. Тут все упирается в мотив, не так ли? Спланировать, провести, завершить так, как он это сделал, тут нужен сильный мотив. Но кое для кого острые ощущения – сами по себе уже мотив.

– Не похоже, чтобы это было ради острых ощущений, – возразила Ева. – Для этого тут все слишком педантично и расчетливо.

Рорк заговорил не сразу. Он обогнал экспресс-такси и проскочил перекресток за секунду до переключения светофора на красный.

– Когда я казнил тех, кто пытал и убил Марлену, это было расчетливо. Преднамеренно и хладнокровно. Кто-то мог бы подумать иначе, глядя на результаты, но мне-то лучше знать. Там не было острых ощущений. Ни капли.