Утром Алла вручную постирала белые брюки и, не зная, куда повесить их сушиться, пристроила у входа, нацепив на острие металлической ограды, как белый флаг. Авось, Энрико не примет это за сигнал полной капитуляции противнику.

Он позвонил в девять тридцать и предупредил, что будет через двадцать минут. Она успела собраться и – вся в белом – приготовилась к старту. Только не знала, куда выбросить пустую пластиковую бутылку из-под воды – ведро для мусора отсутствовало. Энрико любезно разрешил положить бутылку в салон и выбросить потом. И помог повесить сушить брюки на терассу.

Они долго кружили по округе. Пытаясь миновать пробки, Энрико уверенно менял траекторию. Использовав три альтернативы для въезда в Неаполь, потратил час времени. Вдруг спохватился:

– Ты завтракала?

– Нет. Нечем было… Тут магазина поблизости нету?

– А я думал, что у тебя что-нибудь есть с собой.

– Нет… Извини.

– Хорошо, остановимся у бара.

Проехав мимо трех баров, они нигде не остановились. Алла достойно терпела чувство голода. Потом робко попросила притормозить у лавки с фруктами. Энрико купил спелых персиков, абрикосов и черешни – всего понемногу. В половине двенадцатого они въехали, наконец, в душный Неаполь.

– Знаешь, Энрико, я пойду, пожалуй, позавтракаю в баре поблизости.

– Хорошо, я сделаю свои дела и найду тебя там. Это за углом, на маленькой площади.

– Спасибо.

Едва она взяла ячменный кофе и свежую выпечку с рикоттой, как Энрико вернулся, сел напротив и долго говорил по телефону со своей пациенткой, раздраженно закатывая время от времени зеленые с карим оттенком глаза. Пациентка чего-то от него страстно хотела, а доктор активно сопротивлялся и, в конце концов, начал выходить из себя:

– Сеньора, я Вам уже десять раз это повторил! Ничего другого предложить не могу!

Закончив разговор, доктор вздохнул. Вообще он часто вздыхает. Алла вспомнила своего московского врача-гомеопата, для которого вздох – симптом недомогания, даже если речь идет лишь о нервном переутомлении.

– Такая кошмарная эта пациентка! Ей уже семьдесят, а она с живого не слезет, – пожаловался доктор Кокки.

– Болеет человек… А ты клятву Гиппократа помнишь?

– Помню… – снова вздохнул доктор.

Он галантно расплатился за кофе, и они поехали в неизвестном Алле направлении.

Кондиционер шпарил так, что у гостьи замерз кончик носа.

– Можно убавить немного? – попросила она осторожно, боясь показаться капризной.

– Конечно, аморэ! Всё для тебя!

Опять «аморе»! А ведь Алла уже попросила придумать для нее более оригинальное прозвище. Некогда, значит, ему думать. И сейчас он тоже занят тем, что развозит какие-то бумаги по разным адресам.

Ехали молча. За окном мелькал город, хаотичность которого поражала даже из автомобиля. Логики в расположении кварталов Алла не находила – они строились, по ее мнению, пьяными от раскаленного солнца людьми.

– Совершенно не понимаю топографии Неаполя, – поделилась она.

– И не поймешь. Он таков на самом деле – запутанный, странный, расположенный на разных уровнях, – не без любви ответил коренной неаполитанец.

Следующий пункт назначения оказался на улице Джакомо Леопарди.

– Тебе нравится этот поэт? – поинтересовалась Алла.

– Очень…

– Прочти пару строк, если можно? Хочется услышать Леопарди на родном языке.

– Так сразу не могу. Я должен подготовиться, – засмеялся Энрико.

– А что тебе еще нравится?

– Романтическая музыка, итальянский шансон хорошего уровня, в котором можно различить тексты и мелодию. Хорошая литература. «Доктор Живаго» Пастернака. И умные женщины. – Улыбнулся итальянец лукаво.