Но и Арнальдо, в свою очередь, неоднократно говорил Рашель:

– Не обращай на это никакого внимания – наша мать всегда считала, что Бенито – настоящий образец грубости и неучтивости.

Как и в детстве, Муссолини пытался снять напряжение неистовыми поступками, совершая ежедневные велосипедные поездки не менее тридцати пяти километров для проведения летучих митингов и участия в диспутах. (Когда он ездил на автомобиле, то никогда не переключал скорость, а первый его самостоятельный полет на самолете закончился падением с высоты сорока метров, в результате чего ему пришлось провести на больничной койке двадцать дней с высокой температурой. Впоследствии он, правда, налетал более семнадцати тысяч часов.)

Единственное, чего он себе не позволял в течение всей жизни, – признания в поражении.

Любимым его занятием было фехтование. Иногда он проводил до шести поединков в день с апломбом д'Артаньяна, хотя и обращался с рапирой как с дубинкой, ведя бой, гримасничая и мыча, под мостами и на берегах речушек.

Чтобы не вызывать беспокойства в семье, в которой прибавились шестилетний Витторио и двухлетний Бруно, он по возвращении домой говорил Рашели кодовую фразу:

– Сегодня у меня были спагетти.

Ни одному противнику не удалось обезоружить Муссолини, он же не прекращал бой до тех пор, пока тот не признавал его победу.

В послевоенные годы он увлекся игрой на второй скрипке.

В это же время Муссолини познакомился с поэтом-новеллистом д'Аннунцио, который в сентябре 1919 года в свои пятьдесят семь лет с тысячей волонтеров захватил югославский порт Фиуме с большой итальянской колонией – вопреки решению Вудро Вильсона и отсутствию мандата собственного правительства.

Лысоголовый, носящий монокль, держащийся как супермен и выступающий за свободную любовь д'Аннунцио был эксгибиционистом, другом художников, да и сам принимал участие в росписи церковных стен. Но он был и большим патриотом и довольно известным авиатором периода Первой мировой войны. Собрав под свои знамена девять тысяч «ардитов», он в течение четырнадцати месяцев удерживал порт.

Когда на Рождество 1920 года итальянский военно-морской флот выкурил его из Фиуме, он со своими корсарами примкнул к Муссолини. Ловко умевший использовать других для собственных целей, тот был доволен этим усилением фашистского движения, взяв на вооружение черные рубашки «ардитов», серо-зеленые бриджи и краги, а также черные береты с черной кисточкой. Перенял он и выброс правой руки вверх в знак приветствия, как это было когда-то принято у римских легионеров, и боевой клич «К нам!», а также возгласы «Эйя, эйя, алала», бытовавшие у троянцев.

Молодые, наглые и дерзкие парни, входившие в состав так называемых фашистских отрядов действия, вели себя вызывающе, да и их девиз был: «Будь все проклято». Их гимном была песня фронтовых штурмовых отрядов «Молодость», а расхожим оружием – касторовое масло, которым они поили своих жертв – по поллитра за один прием, и почти полуметровой длины дубинки, называемые ими «манганелло».

Вскоре тысячи жаждавших перемен и действий людей были готовы посоревноваться с ними. На правых рукавах они носили ярко-красные нашивки, пили «на посошок» вишневый бренди и отвечали «здесь» на перекличках, когда назывались их павшие товарищи.

Армия эта была весьма пестрой. Одни шли в нее под давлением обстоятельств, как например, двадцатилетний Дино Гранди, проведший в свое время три месяца в монастыре и ушедший от преследовавших его коммунистов лишь благодаря умелому владению мотоциклом.