– Ну вот, – приветливо произнес он. – Вполне хватит места для нас обоих.

И он бы мгновенно заснул рядом с ошеломленным проповедником, если бы его не охватило вдруг любопытство. Кем мог быть этот английский чужак, которому выделили отдельную комнату во время поминок по О’Бирну из Ратконана?

– Прекрасный человек, – высказался он в чернильную тьму. – Нет сомнений, Тоирдхилбхак О’Бирн был прекрасным человеком. – Он немного помолчал, ожидая какого-то отклика, но незнакомец рядом с ним был так же молчалив, как труп внизу. – Ты долго его знал? – поинтересовался он.

– Я его совсем не знал, – холодно произнес Пинчер.

Пинчер уже понял, что со стороны этой мерзкой фигуры его жизни ничто не угрожает. Теперь в его уме крутился главный вопрос: сойти ему с кровати и улечься на твердый пол самому или остаться на месте и терпеть близость и вонь чужака.

– Но ты, без сомнения, приехал на его поминки из уважения, – произнес Тадх. Любой бы сказал, что это правильный поступок, пусть и необычный для англичанина. – Ты не против того, чтобы я узнал твое имя? Я Тадх О’Бирн, – любезно сообщил он.

Ну почему, пытался понять Пинчер, все эти ирландцы должны носить столь варварские имена? Того, как это звучало для него – Тиг О’Бирн рядом с ним, покойный Турлок О’Бирн внизу, – уже было более чем достаточно, но то, как они сами это произносили – Тадх и Тоирдхилбхак, – превосходило всё разумное. Пинчер мысленно проклял всех этих людей. Он не имел никакого желания беседовать с Тадхом, но, с другой стороны, если он откажется ответить, это может вызвать у существа ярость.

– Я доктор Симеон Пинчер из Тринити-колледжа в Дублине, – неохотно сообщил он.

– Из Тринити-колледжа? – Значит, это был англичанин и еретик. Но все равно ученый, наверное. – Осмелюсь предположить, что ты учил латынь и греческий, так?

– Я читаю лекции на греческом по логике и теологии, – холодно произнес Пинчер. – И проповедую в соборе Христа. И я член колледжа Эммануэль в Кембридже.

Пинчер надеялся, что этот впечатляющий перечень заставит неожиданного гостя замолчать.

Тадх, возможно, и не слишком привык общаться с англичанами и еретиками, но, конечно, был поражен. Это ведь был джентльмен и ученый, знающий человек, который проделал длинный путь из Дублина, чтобы выказать уважение к вождю О’Бирну. Да, с ним следовало быть учтивым. Некоторое время Тадх лежал молча, гадая, что он мог бы сказать столь выдающейся личности. И тут ему на ум пришла одна мысль. Важный человек делил с ним постель и, без сомнения, воображал, что он, Тадх О’Бирн, личность малозначащая. И Тадх был просто обязан объяснить незнакомцу, что и он тоже не последний в своем клане. Конечно, не такой образованный, но, по крайней мере, джентльмен.

– А ты, пожалуй, и не знаешь, кто я таков? – предположил он.

– Пожалуй, нет, – вздохнул доктор Пинчер.

– Ну, так именно я, – с гордостью сообщил Тадх, – на самом деле и есть законный наследник Ратконана.

Результат его заявления был в высшей степени удовлетворительным. Тадх почувствовал, как доктор слегка вздрогнул.

– Но я так понял, что это Бриан…

– Ах… – Теперь Тадх оседлал любимого конька. – Он получил это. Да, получил. Но есть ли у него на это право? – Он помолчал, чтобы его вопрос проник в ум собеседника. – Нет. Это я принадлежу к старшей линии, видишь ли. Да, его семья получила Ратконан, но прав на него у них нет. Их притязания ложные!

Но дело было в том, что именно по закону, по тому древнему ирландскому закону и обычаю, которые Тадх так горячо отвергал, предки Бриана были должным образом избраны, а его собственные – отвергнуты. И тот факт, что Тадх, как добрый ирландец, никак не мог претендовать на положение Бриана и что любой добрый ирландец объяснил бы ему это в весьма простых выражениях, и даже тот еще более удивительный факт, что лишь по английским, но никак не по ирландским законам старший сын имел особое значение, – все эти факты самым чудесным образом растаяли в ночной тьме или, скорее, были поспешно похоронены Тадхом, как какой-нибудь преступник торопливо закапывает труп.