– Лина, бегом, живой ногой до машины! Хватай Оську – и сюда мигом! Доигрался, пень проклятый! – крикнул тот, что со слюдяными окошками на носу. Маленькие ладони сорвались с моих плеч, и стало как-то холоднее, будто в спину задул сиверок.

– На меня гляди, Яр! Ты слышишь меня? – приставал старик. – Слушай, слушай меня! На голос иди, если не видишь!

Вот привязался, бесов дед! До тебя ли? Вся округа полыхает, твари чёрные тьму народу извели. Из провала несёт палёным мясом так, что во рту горько.

– Держись, Аспид! Что бы не случилось – держись! Нет воли твоей помереть сейчас, всё прахом пойдёт тогда, – а это ещё кто? Новый голос в голове, но кому он принадлежал – понятно не было.

– Что это, Оська?! – гаркнул дед со кругляшками. А Оська – это Осип, что ли? Тут, в Печорах, за рекой как раз кузнеца так звали. Но его только что в огонь сволокли чёрные, в два приёма – сперва верхнюю половину, потом нижнюю. Конями провали – пятерым он ихним ковалдом** своим головы в брызги превратил. Не врали бабы – колдун был, видать.

– Ловчая яма, Серый. Вот уж где не ждал нарваться. Под самой Тверью, считай, устроили. Давняя, старая, сильная. Много ваших в ней, – я попробовал покрутить головой, чтоб понять, кто это такой умный выискался. Но увидел только девку в белой короткой нижней рубахе, в странных цветных лаптях, голоногую да с чёрными ляжками. Срам какой.

– Наших? – вот дотошный старик!

– Ваших, да. Хранителей. В корнях мёртвого Древа па́лят живьём уйму народу невинного. И на месте жертвы той получается яма, куда дух Хранителя, Странника или Мастера валится, окажись рядом, как валун с горы. В Месопотамии придумали ещё, там на такие выдумки мастера были. Но чтоб так далеко к северу в наших краях – первую вижу, – у девки по лицу слёзы лились.

– Как вытянуть Аспида с той ямы, трепло?! – не унимался тот, со слюдяными глазами.

– Да не ори ты на меня! – бахнуло в голове так, что старик аж пригнулся, а у девки ноги подломились. Она, знать, тоже голос тот слышала. – Не знаю я! Второй раз за день мне признаваться приходится, что не знаю чего-то – представляешь, как противно?! Мудрое вечное Древо, надёжа Земли – а ни пса не знает, чего не хватись!– Мудрые Древа, надёжи Земли

С искони Мира Род свой вели,

Коль возле Древа дорожка ведёт -

Встреча такая удачу несёт.

Вспомнился мне старый напев Хранителя, Клима. Того самого, чья голова лежала возле моих ног. В страшных глазах которой отражалась кровавая луна.– Древо поможет, коль будет беда,

Древо подскажет любому всегда,

Душу открой да зла не таи

Ты подле Древа – надёжи Земли!

Хором продолжили напев оба голоса, и старика, и второй, непонятно откуда звучавший. Девка кулак закусила чуть ли не в кровь.

А тут снизу ещё малец-оголец появился, волосики светлые, глазки серые, как у братиков моих. Только одежонка на нём странная была, невиданная, и лапоточки цветные на ногах, как у девки, только крошечные – кто и сплёл только ему такие? Да зачем? У них же тут, во сне, лето, теплынь. А возле провала жуткого пар от земли валил неделю, как снег весь стаял вокруг…

– Дядя! Ня! – малец протянул по мне ручонки. А я внезапно увидел свои. Те самые, которые отсекла кривая чёрная сабля давеча.

– Аспид! Если слышишь ещё меня – дотянись до Павлика. Хоть мыслью, хоть рукой – как сможешь. Ловчая яма всю Ярь твою высосала, того и гляди душу приберёт следом. Возьми у Павлика на обратный путь – да возвращайся, дел невпротык! – убеждал неизвестный голос. А белоголовый малец всё тянул ручки, повторяя своё:

– Дядя! Ня! – и на глазах у него тоже появились слёзки.