Затем очередь дошла и до Алексея. Обнаружив его первую половинку под оторванным куском обшивки фюзеляжа, духи тут же выволокли её оттуда и стали пинать ногами. Алексею вдруг стало жалко самого себя, и его вторая половинка невольно слилась с первой, опустившись с высоты. Боже, какую он испытал при этом боль! От сильного удара в грудь его сердце снова заколотилось, и к нему вернулось сознание. Как ни странно, он услышал русскую речь.

«Этого не трогать! Он лётчик, мы его хорошо обменяем или продадим».

А дальше всё рухнуло в бездну…

В земляном погребе, меньше всего напоминающем самое примитивное убежище для человека, Алексей очнулся от сильной боли в ноге. Чавкая грязью, он попеременно вытаскивал из грязной вонючей жижи то одну, то другую руку. Мерзостный воздух, который ударил ему в нос, произвёл на него тошнотворное действие. Чтобы хоть как-то помочь своей больной ноге, Алексей медленно повернулся на спину и попытался разглядеть, в чём заключалась травма, которая причиняла сильную боль. Он согнулся и стал осторожно ощупывать правую ногу. Кость была цела, но ниже колена образовалась опухоль, и это причиняло большие страдания.

Неожиданно сверху открылась решётчатая крышка, и вниз, прямо на него, сбросили пленного. Алексея пронзила острая боль, и он вновь потерял сознание.

В очередной раз он очнулся уже не в яме, а в каком-то помещении, напоминающем барак. Его левая нога была загипсована ниже колена, а правая туго стянута бинтом. Вокруг было множество кроватей, но в помещении он находился один. Вернувшееся сознание моментально напомнило о безысходном положении пленного. Всё тело ныло от какой-то общей боли, которая пульсировала, то усиливаясь, то отпуская. Он застонал. В барак вошёл человек в афганской одежде. Но по мере того, как он приближался, Алексей отчётливо различил, что это не афганец. Более того, когда он присел на соседнюю кровать, его европейское лицо показалось знакомым. И пока он стал возиться с какими-то бумагами, Алексей начал усиленно вспоминать, где он мог видеть этого человека, но так и не вспомнил.

Алексей не узнал Сашку, зато тот его прекрасно узнал:

– Ну что, Лёха, здравствуй, – тихо и как-то отрешённо произнёс второй друг детства, волею судьбы заброшенный в этот чёртов Афган и волею случая оказавшийся здесь. Усмехнувшись, он добавил: – Что, не узнаёшь Арамиса?

Да, Алексей действительно не узнавал Сашку Арамцева, некогда молодого красавца, непревзойдённого покорителя девичьих сердец, от которого только и остался игривый взгляд и гордо откинутая назад голова. В остальном перед ним сидел худощавый, полуоблысевший мужик в афганской одежде, которая смотрелась на нём как на корове седло. Сашка глядел на Алексея и тоже узнавал и не узнавал того. Ведь прошло много времени, когда они виделись в последний раз, ещё в Омске, на Родине.

– Узнаю, узнаю, – медленно, на выдохе произнёс Алексей. – Ты что ж, служишь этим головорезам?!

– Ой, только, пожалуйста, без пафоса, – саркастически произнёс Сашка. – Лёха, не корчи из себя дурака-замполита, уж я-то знаю, ты им никогда не был. И принимай жизнь такой, какая она есть. Да, я служу им, и в данной ситуации не тебе об этом судить. Сейчас твоя главная задача – поскорее унести отсюда свои больные ноги, если не хочешь пафосно сдохнуть во имя великой родины, которой в данный момент на тебя нас… или наплевать, как тебе угодно. Как она наплевала на меня, когда бросила необстрелянного танкиста на съедение этим бандитам и скотам.

И Сашка нервно расхохотался, захлебнувшись собственным смехом, после чего долго и болезненно кашлял.