– Через час я подойду к тебе.

Бумаги действительно не содержали ничего такого, в чём пленного Алексея можно было бы упрекнуть в плане предательства или шпионажа, если бы он их подписал. Обыкновенная анкета, что такой-то такой попал в плен и желает вернуться на Родину в связи с предоставлением такой возможности афганским правительством, исходя из гуманных и благородных побуждений. В общем, если отбросить всю эту «дипломатическую» шелуху, то документ представлял собой куплю-продажу либо обмен, чем постоянно пользовались моджахеды, получая при этом немалые дивиденды.

Алексей подписал. В конце концов, не идиот же он. Да и вариант был беспроигрышный, раз сам Сашка брался помочь ему. Хотя много позже Алексей узнал, что как раз вариант у него был проигрышный, поскольку не такой уж крупной фигурой он был, чтобы за него выкладывали большие деньги или меняли на неординарные личности. Конечно же всё дело было в Арамцеве. Сашка прекрасно понимал, что за Алексея крупный выкуп не дадут – в лучшем случае помурыжат, а потом забудут, как забывали многих, отдавая на откуп кровожадным духам.

Сашка пошёл ва-банк. По ведомым только ему каналам он «засветил» в Союзе хорошо внедрённого афганского шпиона и представил духам всё таким образом, что он якобы ловко договорился с русскими на неэквивалентный обмен простого летуна на ценного осведомителя.

Всего этого Алексей сейчас не мог знать, равно как и то, чем Сашке это обернулось впоследствии. Узнав о его предательстве, его привязали к столбу и били палками по позвоночнику до тех пор, пока у него не отнялись ноги.

Алексей всё так же продолжал сидеть у пыльной дороги под неусыпными взглядами двух афганцев, когда увидел, как из того же барака под руки вывели Василия Новикова, его стрелка-оператора. Он был весь избит. Его лицо представляло сплошную опухшую маску из кровоподтёков. Но палками его били не только по лицу, он шёл, еле переставляя ноги.

– Вася, держись! – надрывно крикнул ему Алексей.

Василий даже не повернул головы, он был настолько невменяем, измождён и измучен, что всё вокруг слилось у него в сплошной шум и однообразную картину.

Когда вернулся Сашка, чтобы забрать бумаги, Алексей первым делом потребовал, чтобы он немедленно посодействовал освобождению Новикова. Арамцев тяжело вздохнул и сурово произнёс:

– А может, сразу освободить всех, кто неделями гниёт в зинданах?! А? Давай! Я же всевышний, что мне стоит, – он смачно сплюнул и зло выругался. – Тут с тобой-то не знаешь как раз… а он советы даёт.

Немного остыв, Сашка добавил:

– Знаешь, Лёха, будешь в Союзе, не спеши докладывать насчёт измены твоего стрелка. Скажу тебе по опыту: он обязательно что-нибудь выкинет этим сукам – не завтра, так через месяц. Здесь я понял, что побоями и издевательствами только вначале наших можно запугать, но не сломить. Потом… – Сашка надолго замолчал, затем, глянув на Алексея, тихо произнёс: – В общем, даст бог, когда-нибудь услышишь о своём Ваське, и не самое худшее. Кстати, на его месте вполне мог оказаться ты.

Неожиданно Сашка тихо проговорил:

– Как там Петька Дарьянов, наш Дартаньян? Что слышно о Портосе?

Алексей не сразу ответил, потому что последние проникновенные слова, сказанные Сашкой, вдруг отбросили его в далёкое детство. Они были как бы на одной волне, и Сашка не торопил Алексея с ответом.

– Портеля выперли из интендантского училища за какие-то махинации, и сейчас он работает в омском радиоинституте. Ты же знаешь, он без своего радио и шагу ступить не мог. Ещё не женился. Ну и всё, пожалуй, что я о нём знаю. Редко видимся.