– Ну-ка… – Старик отыскал в тележке старую куртку и накинул ему на плечи. – Вот. Так будет гораздо лучше. – Он наградил Армана оценивающим взглядом. – Где твои родители, сынок?

– Родители? – Мальчишка затравленно огляделся по сторонам. Одинокий фонарь моргнул пару раз и погас. Толстая крыса перебежала дорогу. – Они умерли.

– Умерли? – Старик затряс седой головой. – О господи! – Он протянул к мальчишке руку, но тот боязливо попятился. – Ты голоден? – спросил старик.

– Голоден? – Арман сглотнул наполнившую рот слюну. Зверь в глубине его сущности щелкнул зубами.

– Вот, – старик протянул ему недоеденный бутерброд. Арман схватил его, отбежал назад и, забившись в угол, съел. – Значит, совсем один? – задумчиво протянул старик. – Ну, можешь пойти со мной. Если, конечно, не побрезгуешь. – Арман молча подошел к тележке и крепко вцепился в нее руками. – Я отведу тебя в тепло и подыщу одежду, – пообещал старик, пытаясь сдвинуть тележку с места, но детские руки оказались сильнее. – Не бойся, – старик замолчал, вглядываясь в желтые глаза. – Я не причиню тебе зла, – язык его начал заплетаться. Хмель застилал глаза, позволяя не видеть перемен, происходящих с ребенком.

– Нет, – прошептал Арман, но слова эти предназначались не старику. Он говорил зверю внутри себя. – Хватит! – вспомнил он голос своей матери. – Хватит убийств! – По бледным щекам покатились слезы.

– Ну что ты! Что ты! – Старик по-отечески добро обнял его. Прижал к себе. Запах пота ударил Арману в нос. Он зажмурился.

– Ты говорил, что можешь отвести меня туда, где тепло? – спросил Арман. Зверь стих. Уснул под тихую колыбельную, которую мальчик напевал ему в своей голове.

Под мостом было сухо и горело несколько костров. Вода в реке журчала, навевая дремоту. Редкие машины проезжали где-то вверху. Арман сидел, протянув к огню руки, и смотрел на других бездомных. Приведший его сюда старик спустился к реке и, набрав в пустые пластиковые бутылки воды, сказал, что ему нужно умыться. Арман послушно снял куртку, снова оставшись нагишом. Глянул украдкой на бездомных, но им, похоже, не было до него никакого дела. Старик одобрительно кивнул. Отыскал в своей тележке одежду. Арман переоделся, стараясь не обращать внимания на запах гнили.

– Если тебе некуда идти, – сказал старик, когда они, прижавшись друг к другу, пытались уснуть, – то можешь остаться со мной.

– С тобой? – Арман почувствовал, как просыпается зверь, и снова начал напевать колыбельную. По мосту проехала еще одна машина. Между плит в реку посыпался песок. – Я останусь, – сказал Арман, стараясь не отвлекаться от колыбельной. – Останусь так долго, как только смогу.

Бренан услышал в телефонной трубке голос жены, и застывшая в венах кровь оттаяла и снова начала циркулировать.

– Как ты? – спросил он, сжимая трубку, словно это была рука Джесс.

– Все в порядке, – сказала она, смущенная тревожным голосом мужа.

– А дочь?

– Что-то случилось?

– Нет. Просто соскучился.

Бренан проводил взглядом молодую медсестру, которая зашивала ему рану. Она обернулась и подарила ему благодарную улыбку. «Нет. Они не должны ничего знать», – решил Бренан. Он поговорил еще пару минут с женой, затем пошел в палату Допса. Помощник шерифа был бледен и неразговорчив. За прошедшие после аварии дни он ни разу так и не заговорил о случившемся.

– Эдвард, – тихо позвал Бренан. Допс повернул голову. – Мы не можем притворяться, что ничего не случилось, – выпалил Бренан то, о чем меньше всего хотел говорить.

– И что это изменит? – Допс разлепил губы, поморщившись от боли. – Дин мертв. Тесс мертва. Шериф мертв. Остались только мы. Остались только те, кто сидел и ничего не делал.