– Кажется, спрашивать тебя о Ждане бессмысленно, верно? – с ожесточением в голосе бросил мимоходом майор. – И что нам теперь делать? – Это было обращено уже к разведчикам. – Полковник может находиться в ста метрах от нас, а мог уйти на километр. Что прикажете делать, я вас спрашиваю?

Никто не хотел отвечать. Вопрос носил риторический характер. Было ясно одно: следует продолжать поиск.

Ситуация стала походить на безвыходную.

Небо начинало хмуриться, как ребенок перед сном. До полной темноты оставалось около получаса. И вдруг случилось то, что избавило майора от необходимости возвращаться в деревню с беспомощным сумасшедшим. Когда раздался крик, он поначалу даже не понял, что происходит, хотя сидел лицом к спасенному. И лишь когда его окатило холодом от страха за Мамаева, Саша вскочил и рванул из кобуры пистолет.

Вернувшийся с фронта с поврежденным рассудком и взятый Жданом в провожатые парень вскочил и, ухватив рукоять ножа Мамаева, рванул на себя. И тут же, перехватив лезвием к себе для удара, коршуном бросился на разведчика…

Майор опоздал с выстрелом на какие-то сотые доли секунды. Выхватив свою «Гюрзу», Жулин повалил сумасшедшего на землю. Смерть застала сельчанина в фазе полета.

Ермолаич молча подошел к сосне, заляпанной мозгами земляка, и перекрестился.

– Эта смерть все менее страшная, чем от волков, – сказал и направился в лес.

Стольников не возражал. Нужно было выходить из этой чащи. Впервые, находясь в лесу, он испытывал чувство необъяснимого волнения. Немного подумав, он понял, что это волнение называется страхом.

– Ермолаич, – кривясь от усталости, Ключников раздвигал ветви руками и шел рядом с проводником, – а Ермолаич?

– Ну чего тебе, суета?

– Расскажи мне, как мужики в этот лес на машинах и конях за дровами ездят. Я так и не понял.

– На машинах, милый, сюда не ездят. Ездят на тракторах, которым по хрену, где разворачиваться, и на подводах, – чересчур разговорчивый сельчанин всю вторую часть дороги прошагал молча и даже отказал себе в удовольствии материться, что было обычным явлением в его повседневной жизни. После встречи с волками он напоминал молчаливого философа.

– А коням тоже по хрену, где разворачиваться? Что-то я не заметил там круговых следов от повозок.

– Сани, товарищ, разворачиваются руками. А конь без саней – ему по барабану: поставишь к лесу задом, он задом станет. Передом – он тоже возмущаться не будет. Как ты с такой головой в КГБ служишь?

– Где?! – удивился Ключ.

– Да ладно, не ломай комедь. Старшой все рассказал.

Ключников сбавил ход и оттянулся влево, где шел, переступая через поваленный сухостой, майор.

– Командир, мы уже в КГБ работаем?

– А ты хотел, чтобы я ему сказал, что туристы?

Ночь окончательно завладела Чечней…

– Ну, вот и конец нашего странствия, – объявил, опираясь на палку, Ермолаич. От души прокашлявшись, он вынул из кармана папиросы.

– Уж не знаю, как тебя благодарить, человечище, – признался Стольников.

– Ты меня уже отблагодарил. Коровой и быком. А вот на память оставишь чего – сам тебе спасибо скажу.

– Да что же тебе оставить? – растерялся Саша.

– Что-нибудь оттуда.

– Оттуда?

Разведчики приблизились.

– Чудеса бывают, – тихо проговорил Ермолаич. – Вот, когда война началась, должен был я жениться. Любил девку до беспамятства. Через неделю свадьба – а тут война. Так и пошел на фронт, неженатый. А она мне: «Ждать буду, ждать буду!» Все думали, война месяц тянуться будет, не больше. А оно вишь как закрутило… Четыре года. Ну ты сам посуди, кто четыре года ждать будет? А вернулся из Берлина, и что ты думаешь?