– Прошу прощения за покупной торт, – говорила Кэрол, стоя в дверях. – Домашний у меня не получился.

Кэрол никогда не использовала проблемы с Фликой как оправдание – поступок, вызывавший у Джексона восхищение. Никто из них также не упомянул, сколько денег им пришлось потратить на сиделку. Когда Флика была в таком состоянии, они вызывали Вэнди Портер, медсестру, специализирующуюся на больных СВД.

– Мне нравится Глинис, – неожиданно сказала девочка, когда они крутились вокруг нее, убеждаясь, что она не сможет лечь. – Она никогда не обращается со мной как с идиоткой. Всегда расспрашивает о моей коллекции мобильников, а не только об этой дурацкой болезни. Она не зануда и говорит нормально, не сюсюкает, как все эти терапевты. А теперь и она заболела. Еще страшнее, чем я, хотя это кажется невозможным. Она станет ждать сегодняшней встречи, и, если вы все отмените, для нее это будет удар. Если вы останетесь дома только из-за меня, я выпью холодного молока и заработаю воспаление легких.

Шантаж, да, но это сработало; Флика не имела привычки делать пустые заявления.

Джексон суетился на кухне, пытаясь наколоть лед – они принесли две бутылки вина, и две бутылки шампанского уже были приготовлены к ужину, – намечалось веселье, хотя повод был не для праздника. Начало новой эры в жизни, этот вечер был последним в череде столь любимых ими посиделок, неразлучная четверка, впереди у которой боль, усталость, разочаровывающие результаты анализов, завершение одного этапа, который неминуемо дает начало следующему.

Шеп со всей серьезностью подошел к вопросу еды. Стол был заставлен множеством закусок, достаточных для вечеринки человек на двадцать пять: хумус, креветки на шпажках, запеченные на гриле, спаржа, редкая в это время года, гребешки в беконе; он потратил сумасшедшие деньги только для того, чтобы подать на стол блюда, к которым подойдут серебряные палочки для еды, сделанные некогда Глинис. Она спустилась к гостям в черном бархатном платье в пол; горели свечи, отбрасывая дрожащие тени, атмосфера была завораживающая, словно в скором времени в этой комнате должен был произойти некий сатанинский ритуал. Джексон подошел и обнял хозяйку дома, его пальцы коснулись мягкой ткани, которой было слишком много, а Глинис под ней слишком мало. Ее плечи заострились и стали похожи на куриные крылышки.

– Ты выглядишь великолепно! – воскликнул Джексон.

Глинис поблагодарила его с девичьей стыдливостью, но он лгал. Это был первый случай из череды многих, когда она услышит слова неправды, хотя приятно уже то, что сегодняшним вечером хоть что-то начинается. Глинис была накрашена ярче, чем обычно; однако румяна и красная помада никого не могли обмануть. Печать страха уже появилась на ее лице. Тем не менее это все еще была высокая, эффектная женщина, которая выглядела максимально достойно в сложившейся ситуации. Он старался гнать от себя мысли о том, какой она может стать в скором времени.

Все устроились в удобных креслах, пока Шеп наполнял фужеры. В былые времена, а это значит шесть недель назад, Глинис обязательно завела бы разговор с гостями. Ее редкие фразы были ценнее болтливости, она принадлежала к породе людей, готовых долго слушать чужие споры, а потом одним высказыванием подводить итог многочасовой дискуссии. Теперь же в ее манере появилось нечто царственное, словно она королева вечера, готовилась вершить суд.

В свою очередь, они с Кэрол были настороже, готовые в любой момент закрыть рот. Они внимательно выслушали подробный рассказ Глинис о том, что ей предстоит в понедельник утром, хотя уже знали обо всем от Шепа. Если Глинис и находилась сегодня вечером в центре внимания, то это было то внимание, которого все в этой комнате с удовольствием бы избежали.