Тому, что нужно для жизни, школа не учит. В школе не учат, как говорить с людьми, как распознать лживого человека, как ладить с людьми, как командовать ими, как отбиться от нападения. Что такое жизнь, как скоро придет смерть, как встречать жизненные горести, что делать, если ушла твоя девочка? На все эти вопросы школа не отвечает. Зато она вырабатывает в тебе вторичные инстинкты подчинения: все встают, когда вошел учитель. Она учит тебя низменной хитрости: зная слабость учителя, можно получить хорошую отметку. И подчинению, подчинению учит она.

Но самое главное: те миллиграммы действительных знаний, которые она дает, можно получить в каких-нибудь несколько лет, в три года! Зачем же детей деформируют, заставляют сидеть, как идиотских кукол, в спертом воздухе класса лишние семь лет? Чтобы отшибить напрочь инстинкты. Чтобы привык к оскорблениям, и если мозглячка училка, неряха в рваных чулках, кричит тебе: «Остолоп!» – чтоб ты не давал ей в нос, а стоял опустив голову. Все эти годы требуются, чтобы прочно перешибить твою волю, ударяя каждый день по ней, как дубиной, как ломом.

Если у кого-то остались и хорошие воспоминания о школе, то они не о школе собственно, но о встреченных там двух-трех интересных пацанах, миловидных девочках, первая там влюбленность помнится, то есть личные вещи.

Так что, когда видишь пикет или митинг учителей, всех этих гиппопотамовских размеров теток в драных шубах, то не жалей их, бюджетников, не получающих зарплату. Такие же служащие государства, как тюремные надзиратели или менты в серых армяках, – они работники репрессивного аппарата. (И потом, что за нонсенс, разве женщина должна воспитывать мужчин? Это противоестественно.)

Мир нужно видеть таким, как он есть, правильно. Это экстремально важно – правильно видеть мир. Учителя – не учителя по нормальному видению – это работники государственного аппарата образования. Учителей же в мире горстка. Найти себе учителя – задача тяжкая. Тех, кто преподает в школах, нельзя называть учителями. Это святотатство. Учителей – горстка. Счастлив тот, кто обрел своего учителя.

Школьные учителя – работники негатива. Это, конечно, не их индивидуальная вина, их самих когда-то сломали, и вот они послушно (за мелкий прайс!) заполняют память и мозги своих юных жертв начинкой из жеваных знаний: алгебра, физика, химия, геометрия, литература, история – все вперемешку. Общая ничтожность учителей, их невысокий интеллектуальный уровень, то, что они не поднимаются над общим обывательским уровнем развития, говорят сами за себя, это не лучшие люди нашего общества. Усталые и сломленные, они чревовещают по программе. Крайне редко могут они понять своих учеников или предвидеть их. Достаточно сказать, что в школьном аттестате у меня по русской литературе стояла тройка. А я ведь читал запоем, запойно писал стихи с пятнадцати лет, и уж тройки мне явно было мало. Но мы не нравились друг другу: учительница и я. Я не мог поставить ей тройку, она могла. Надеюсь, она жива и хоть раз в неделю опять и опять удостоверяется в своей дури.

Тотчас после воцарения советской власти революционеры-большевики вовсю свободно экспериментировали со школой. Если судить по «Республике ШКИД» – были выборы преподавателей, школьное самоуправление. Будущее намечалось интересное. Понимали, что если хотят выращивать нового человека, то нужна и новая школа. Но одно дело – оспаривать власть в революционном порыве. Другое дело – захватить власть и властвовать. Ломать одновременно многие институты государства – крайне трудоемкое занятие. Да и опасное: сломаешь старую школу, а пока еще построишь новую – не будет никакой.