И в таком состоянии я вовсе не была готова к засаде, что поджидала меня в пансионе. Первым делом я почуяла запах: горячий, с паром, аромат рагу. Это как раз было знакомо, ведь в доме вечно пахло вываренными на плите костями, по большей части куриными, но случалась и говядина. Всепроникающий дух распространялся по комнатам, и я часто гадала, не пропитал ли он мои волосы и одежду. Быть может, я, сама того не зная, благоухаю среди коллег в участке, а они стесняются мне намекнуть. Но на сей раз, войдя в дом, я тотчас учуяла иные запахи, помимо привычных, – аромат перекипевшего кофе и одеколона. И сигарет. Да, сигаретами пахло очень сильно.

Я заглянула в гостиную – и окунулась в густой табачный дым. Бледно-меловое облако скапливалось под слабым лучом потолочной лампочки – еще одна странность, Дотти редко позволяла нам жечь электричество днем. Я заморгала и, когда глаза попривыкли к тусклому освещению и едкому дыму, различила две мужские фигуры бок о бок на диване, в одинаково небрежной позе, лодыжка на колене. Сначала я подумала, что дым помрачил мне зрение, но тут же поняла, что причина не в этом, в глазах не двоилось: передо мной сидела пара близнецов, даже одетых и причесанных схоже.

– Вы, должно быть, Роуз, – сказал тот, что справа.

Ни один не приподнялся с дивана – хотя этого требовала элементарная вежливость, – и я тоже стояла и молча на них смотрела. Отметила, что оба одеты в клетчатые пиджаки с одинаковым рисунком, но разных оттенков, а мокасины и канотье – даже без отличий. Однако в существовании яхты, где они отдыхали бы в этих мокасинах и канотье, я усомнилась, судя по другим приметам: чернильным пятнам на подушечках больших и указательных пальцев правых рук. Клерки или бухгалтеры, надо полагать.

Молчание прервали, влетев в гостиную, Дотти и Хелен – каждая тащила поднос, уставленный угощением к кофе, и чашки стучали о блюдца, как зубы на холоде.

– А, вот и ты! – воскликнула Хелен так, словно все они с нетерпением ждали моего появления.

Обе поставили подносы, и Дотти принялась разливать подгорелый кофе из замурзанного, давно потускневшего серебряного сосуда.

– Познакомься с моим кавалером Бернардом Креншо. – Это имя из ее уст прозвучало как Бюрнарр. – А это его брат Леонард Креншо, – добавила Хелен, слегка поведя рукой.

Бернард и Леонард. Жертвы дурацкой традиции рифмовать близнецов, как будто это не две самостоятельные личности, а вариации на одну и ту же тему. Знаю, многие матери не устояли перед этой благодушной привычкой.

– Так-то Бенни и Ленни, – сообщил тот, что справа.

Приличия ради я сумела подавить смешок. Мало им созвучных имен – понадобились совпадающие до одной буквы уменьшительные. Но смеяться вслух было бы неприлично. Я не одобряю в других людях невежливости и не применяю к себе двойные стандарты. Я присмотрелась к близнецам, гадая, который же из них Бенни, «кавалер» Хелен, – весьма в ее духе употребить такое словцо. В дополнение к тем гримасам, которые Хелен тщательно отрабатывала перед зеркалом, у нее и многие обороты речи звучали до странности аффектированно. «Мое семейство родом с Ю-у-уга», – как-то раз с оттяжечкой сообщила она случайному знакомому. Ну да, если считать за южные края Шипсхед-Бэй. На самом деле все ее «семейство» уже несколько поколений осваивало Бруклин.

Дотти меж тем суетилась с озабоченным видом человека, которому на голову без предупреждения свалился важный гость – да еще и удвоился, ничуть не смущаясь неудобством, доставленным принимающей стороне. Но я-то хорошо знала Дотти: втайне она была довольнехонька возможностью развлекать сразу двух молодых людей и наслаждалась ролью замученной хозяйки.