– Я не волнуюсь, – зло ответил Рамзан, – если бы волновался, не сел бы за руль.

– Всего пять километров по городу, а столько светофоров, – молодая женщина, выросшая в горной Чечне, огромными карими глазами первый раз смотрела на вечернюю Москву.

– Бихлис, тебе здесь нравится? – посмотрел на нее в зеркальце заднего вида Рамзан.

– Жаль, мы не увидим, как изменятся их лица. Хоть на пару дней они перестанут улыбаться, – сказала Бихлис и слегка улыбнулась сама.

– Ты возвращаешься к жизни, – засмеялся Рамзан.

– Я по-прежнему каменная.

– Ты первый раз улыбнулась после того, как убили твоего мужа.

– Я перестала улыбаться, когда погиб мой брат.

– Все мы кого-нибудь потеряли. И я напомню им об этом, – обернувшись в салон, произнес мужчина, сидевший рядом с шофером.

– Мы еще не приехали на место, Умар, – напомнил ему Рамзан.

В салоне микроавтобуса сидели еще четверо: трое мужчин и одна молодая женщина. Наконец светофор мигнул и переключился на зеленый свет.

– В средних рядах держись. Менты машины в крайних останавливают. Нам сейчас попадаться не с руки.

Микроавтобус медленно покатил вслед за троллейбусом, улицу хоть и чистили всего час тому назад, но ее густо засыпал снег, и машины носило из стороны в сторону.

– Не бойся, никого не зацеплю. Я автомобиль по горной дороге водил, перевалы преодолевал, и ничего со мной не случилось. Город – не горный серпантин.

На следующем перекрестке Рамзан перестроился в правый ряд и свернул в узкий проезд.

– Правильно едем?

Умар утвердительно кивнул.

– Снегом все засыпало, потому и не узнаешь место. Да еще иллюминация вокруг. Я тут чаще твоего бывал. Правильно выехали.

Лица чеченцев стали напряженными, узкий переезд выходил к оживленной улице, на другой стороне которой виднелась стоянка, а за ней просматривался сквер. Когда микроавтобус съезжал с бордюра, под задним сиденьем звонко звякнуло железо.

– Я же сказал, автоматы завернуть в тряпки, – процедил сквозь зубы Умар, чувствовалось, что он здесь самый старший, не только по возрасту, но и по положению.

Было достаточно одного его взгляда, чтобы другие отводили глаза в сторону. На светофоре микроавтобус развернулся и поехал в обратном направлении. Умар даже стекло опустил, боясь пропустить поворот.

– Может, на стоянке машину оставить, пешком дойдем? – прошептал Рамзан. – С краю место свободное есть. Снег в сквере глубокий, можем застрять. А людей в нем не видно.

– Застрянем, тогда и пойдем пешком, – Умар махнул рукой, – сворачивай!

Микроавтобус проехал в ворота сквера, за ним по аллейке потянулась глубокая колея. На подъем машина взобралась легко и замерла, не доехав ста метров до входа в бывшее бомбоубежище, в котором разместилась студия кабельного телеканала «Око». Мотор замолчал. Умар распахнул дверцу, сидел, прислушивался, пытаясь отделить посторонние звуки от гудения огромного города, вглядывался в ярко освещенное крыльцо студии, увенчанное вывеской.

– Теперь напоминаю, – сказал он, – над крыльцом камера наблюдения. Они вас увидят, когда вы поравняетесь со старым каштаном. До этого вы в тени. – Умар взглянул на часы: – Приехали, как и рассчитывали, минута в минуту. Начали.

В тесном микроавтобусе мужчины сбрасывали куртки, под которыми был камуфляж. Двое чеченцев повязали на головы зеленые повязки с арабской вязью. Женщины, перебравшись к зеркальцу, надели парики, превратившись из жгучих брюнеток в блондинок, и тут же не очень умело принялись подкрашивать губы, глаза. Руки у них дрожали.

– Бихлис, у тебя глаз криво подведен. Дай я подправлю.