Но мне очень хочется разглядеть кольцо и камень, чисто женское любопытство. Спустилась, прошла по коридору, кабинет был открыт. Внутри темно, лишь свет от уличного фонаря освещал комнату. Подошла к столу, шкатулки на нем не было, отодвинула ящик.

С облегчением вздохнула, обрадовавшись, что папа не успел убрать ее в сейф, спрятала в карман халата, снова вышла. Но, услышав голоса из гостиной, вместо того чтобы дать людям знать, что я здесь, притихла. Прижалась к стене, начала вслушиваться. Разговаривали отец и Марина Владимировна, они были на кухне.

– Чего ты боишься, Максим? Джумаев не такой дурак, чтобы похищать девочку. Это, между прочим, уголовно наказуемо, а ты правильно перестраховался. Можно ее отправить на пару недель к твоему брату, хотя есть более верный вариант и действенный.

– Я не хочу о нем слушать. Марина, не говори даже ни слова. Я не хочу его даже рассматривать.

– Ну почему нет? Она уже взрослая. Она должна понять, к тому же с кем-то ей все равно придется связать свою жизнь и сделать выбор. Или ты позволишь своей младшей дочери, как и двум другим, беззаботно порхать по жизни и прожигать деньги? Они хоть спросили, откуда эти деньги взялись? Они вообще спросили, на что живут, ездят по курортам, ходят по дорогим магазинам? Они хоть знают, что ты должен заплатить за их благополучие, и пришло время отдавать долги?

– Я заплачу, заплачу всем, чем надо. Я пожертвую собой, но не своими детьми.

Тихо подошла ближе, чтобы расслышать лучше, но так и не могла понять, о чем они говорят. Я неглупая девушка, но иногда очевидные вещи могут доходить туго.

Но я понимала, что у отца какие-то проблемы и что все мы живем красиво за его счет, ни в чем себе не отказывая. А вот ему придется за это заплатить. И они говорят о Дамире Муратовиче и обо мне.

Как водой ледяной обдало, застыла на месте, а Марина Владимировна продолжала объяснять очевидные вещи.

– Максим, в любом случае твоей младшей дочери придется делать выбор, я повторяю это снова и пусть она его сделает в пользу семьи, в пользу своего отца, которого любит.

– Марина, не говори чушь. Я не буду толкать девочку на это, я не стану ее продавать, – отец повышает голос, я вздрагиваю.

– Кто говорит о продаже? Джумаев сегодня открыто дал понять, что она будет принадлежать ему. Ты не вернешь ему долг, даже если продашь бизнес и все свое имущество. Ты все равно с ним не расплатишься. Никогда. До конца своих дней.

Я была в шоке. В самом натуральном шоке.

Оказывается, отец должен Дамиру Муратовичу, и пришло время платить по счетам?

– Нет, Марина, не уговаривай меня. Я не потеряю Николь. Надо было выдать ее замуж за Андрея еще зимой, была бы сейчас как за каменной стеной, Дамир ничего бы не смог сделать.

– Тогда он вытащил бы из тебя кишки и намотал на свой кулак.

– Пусть, пусть будет так, я согласен. Я готов отдать свою жизнь за своих девочек, за их благополучие. Если он этого хочет, пусть ее забирает.

Закрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Эмоции вырвались наружу, на глаза навернулись слезы. Нет, этого не может быть, так не бывает. Я словно попала в какой-то дурной турецкий сериал. Это жизнь. Никто не убивает никого за долги.

Убежала к себе в комнату, закрыла дверь, буквально сползла на пол и там уже дала волю слезам. Мне всегда Дамир Муратович казался страшным зверем, который приходит из своего мрачного замка, чтобы посмотреть на то, как живут нормальные люди.

Но я не смеялась над ним, мне даже было его в какой-то мере жалко. Казалось, что он очень одинок, но тем не менее очень опасен. Я не должна позволить, чтобы с отцом что-то случилось. Я должна что-то предпринять и как-то спасти его. Но как – я пока еще не знаю.