Дёрнувшись ещё раз, я поняла, что Артур действительно не отпустит. Это стало последней каплей. Уткнувшись в его шею, пахнущую одеколоном, я разрыдалась от горя и отчаяния.

Всё смешалось в кучу: унижение от наказания, боль, ревность Артура к Лизе, ощущения его пальцев в самом сокровенном моём местечке, стыд за свой поступок, тяжесть безысходности оттого, что ничего уже не вернёшь и не исправишь…

Меня рвало на части от мыслей и эмоций. Я полная неудачница и тварь! Артур прав, и от этого так плохо.

– Поплачь, Карина, поплачь, – приговаривал Громов, гладя меня по волосам и спине. – Станет легче.

Откуда ему знать? Сомневаюсь, что он рыдает по ночам в подушку.

– Я запуталась, – громко всхлипнула я, ужаснувшись тому, что сказала это вслух.

– Так бывает, Карина. Ничего страшного. Всё ещё можно исправить, – продолжал меня утешать Артур.

Я чувствовала себя беззащитной перед ним, будто вся моя подлая душонка вывернулась перед ним наизнанку, и он теперь копается вместе со мной в этом дерьме.

– Ты просто молодая и импульсивная девочка. Все люди ошибаются, поверь. Ты мне веришь?

Возможно, он был прав, но это я в очередной раз облажалась, а не он, поэтому ему так легко рассуждать. Что же мне теперь делать? Я не могу признаться отцу в своём предательстве, не могу! Это будет означать, что он во всём был прав по отношению ко мне, а я неправа. Как смотреть в глаза Кристине, я вообще не представляла. Если она узнает, что это я всё подстроила, будет у меня не жизнь, а ад. Она же скоро станет папиной женой, господи!

– Ну, всё, Кариночка, успокаивайся! Все живы, никто не умер. Я поеду с тобой, и мы вместе расскажем всё Давиду, – предложил Артур. – Хорошо?

Надо что-то решать. У него я больше не могу оставаться и домой идти боязно, но позориться перед отцом на глазах Артура ещё страшней.

– Я сама, – приняла я, наконец, решение. – Я сама поговорю с папой. И с Кристиной тоже.

– Уверена?

– Да.

– Тогда завтра с ним и поговоришь. Я сейчас позвоню Давиду и предупрежу его. Хватит с тебя на сегодня.

– Нет. Нужно сегодня, Артур, – тяжело вздохнула я, понимая, что и папе, и Кристине сейчас тоже несладко.

Чем скорее они помирятся, тем меньше будет моя вина. Я себе места не найду, если буду тянуть резину.

Артур поймал мой подбородок и заглянул в глаза. Я дышать перестала, думала, он меня сейчас поцелует. Задницей я чувствовала его твёрдый член, всё ещё подпирающий меня снизу.

– Поговорим о том, что случилось, когда вернёмся домой. Хорошо?

– О чём именно?

– Ты знаешь, о чём.

Я покраснела от смущения и слезла с его колен. Артур не держал меня больше. Он устало потёр лицо ладонями и поднялся на ноги.

– Оставь чемодан, – сказал он, когда я ухватилась за его ручку. – Или ты не собираешься сюда возвращаться?

– Я хочу жить с папой.

– Карина, останься. Тебе будет лучше со мной. Ты только начала взрослеть. Давид тебя снова задавит.

Я знала, что так и есть, но не могла сказать Артуру настоящей причины своего бегства от него. Я и так достаточно накосячила, чтобы ещё ему в любви признаваться. Лучше уж слушать нравоучения отца, чем смотреть на то, как любимый мужчина счастлив не со мной.

– Не задавит, если я не буду брать у него деньги, – упрямо ответила я.

– Если что, можешь вернуться сюда в любое время. Хорошо? А мольберт? Ты не будешь его забирать?

Я не собиралась дорисовывать портрет, потому что хотела порвать с Артуром насовсем. Я ещё не сказала ему, что не собираюсь у него работать, но это и к лучшему, потому что мне теперь нужна была эта грёбаная работа.

– Ладно, я потом привезу, – пообещал Громов, не дождавшись от меня ничего вразумительного.