– Вот даже как … – Дорынов явно был огорчен услышанным. – Это очень плохо! Значит, они пошли ва-банк…

– Простите, но кто именно «они» и почему эти «они» пошли ва-банк? – сразу насторожился Гуров.

– Они – это международные спекулянты от науки, охотящиеся за древними раритетами. А у меня в сейфе хранился весьма необычный и ценный раритет времен не то что Древнего Египта, но и, возможно, времен самой Атлантиды. Это папирус, имеющий возраст не менее шести, а то и восьми тысяч лет. Они у меня его уже не раз пытались купить, предлагали колоссальные деньги. Но я отказался. Считаю, что он принадлежит России, тем более что в имеющемся на нем тексте есть упоминание о нашей стране. Правда, полностью текст мне расшифровать пока не удалось. Но – вы не поверите! – вынужденно побывав в почти коматозном состоянии, я вдруг понял, каков может быть ключ к разгадке нерасшифрованной части текста.

– Аркадий Тимофеевич, если этот документ имеет столь большую историчес- кую ценность, то зачем же вы его хранили дома? Есть же специальные места хранения, куда более надежные, чем ваш личный сейф! – с укором произнес Лев. – Разумеется, мы приложим все силы, чтобы его найти и вернуть, но… Но сами понимаете, что у грабителей перед сыщиками всегда есть преимущество во времени и возможностях заметать следы. Как говорят в народе? У вора – сто дорог, а у сыщика – только одна.

Слушая его, профессор грустно усмехнулся:

– Лев Иванович, я бы и рад был поместить этот папирус в хранилище более достойное и надежное, но его туда не приняли. Да, представьте себе, его назвали новоделом, то есть фальшивкой. По мнению, так сказать, специалистов, проводивших экспертизу папируса, он сработан давно и очень умело. Но ему никак не более пятисот лет, и половина его текста – кем-то придуманная абракадабра. Им и невдомек, что первая половина текста написана на языке древних египтян, а вторая половина, как я считаю, на языке еще более древних атлантов.

– А откуда он у вас появился, этот ра- ритет?

– Я его купил у одного среднеазиатского гастарбайтера за большие деньги… – после некоторой заминки признался Дорынов.

Как далее явствовало из его повествования, произошло это чисто случайно. Позапрошлой зимой знакомый всему их дому дворник Хаджи внезапно заболел, и его временно подменил его же земляк по имени Мехмед. Дело было в середине февраля, когда уже начались обычные для той поры метели. Как-то, возвращаясь домой, профессор увидел нового дворника, который, скрючившись и опираясь на метлу, стоял на ветру перед огромным сугробом. Как видно, он собирался его разгребать, но подвело здоровье.

Будучи человеком неравнодушным, Дорынов остановился и спросил, не требуется ли тому какая-либо помощь. Мехмед на ломаном русском посетовал, что сам-то он еще ничего, а вот его жена совсем плоха. Ей требуется дорогостоящая операция, поэтому он сейчас и горбатится сразу на трех работах, чтобы к весне успеть собрать нужную сумму, иначе потом будет поздно.

– Скажите, гаспадина, а в ваш дом живут люди, которым нужно всякий старинный редкость? Я бы им продал и поехал лечить свой жена… – в порыве откровенности пояснил гастарбайтер.

На вопрос профессора, что это за редкость и сколько он за нее хочет, Мехмед ответил, что эта вещь постоянно с ним – он с ней никогда не расстается. И если они отойдут в более тихое место, то он покажет свою диковину. Зай- дя в крохотную дворницкую бытовку, где хранились лопаты и метлы, гастарбайтер достал из-за пазухи выточенный из какого-то очень твердого дерева, напоминающего самшит, которое пахло какими-то ароматическими смолами, продолговатый футляр овальной формы. В длину он был сантиметров сорок.