Удивляются, что много здесь, оказывается, их земляков. В разные годы варяги сюда приплывали и оставались. Многие на славянках женаты. Многие и вовсе здесь родились, язык отцов забыли. А пройдет еще полвека, так и совсем смешаются пришлые варяги со славянами. Обычаи и те смешиваются. Смотришь на иного истукана и не поймешь, чей он – варяжский или славянский. Перун или Од ин. Вроде так глядишь: Перун, а так – Од ин.
Смотрят Роальд с Сигурдом по сторонам. Богато тут живут. Дома деревянные, крепкие. Крыши не торфяные и бревна в домах не частокольцем врыты, как у варягов, а поперек лежат. Так намного теплее, не надо глиной щели заделывать. А главное, чисто живут. Вшей, от которых варягам спасу нет, здесь не жалуют. Одежду в реке стирают и колотят валиками.
Еще есть у них срубы деревянные – бани. Натопят их сильно, разденутся, обольются квасом и хлещут себя вениками. Вылезут красные и давай в реку холодную прыгать. Как тут вшам уцелеть?
Сходили Роальд с Сигурдом в баню. А там жар такой – едва живые вылезли.
– Уморили нас! – хрипит Сигурд.
– Живыми сварили! – плачет Роальд.
Отлили их водой. Смотрят варяги, что живы. Сходили через неделю в баню в другой раз, потом в третий. Понравилось им.
Не вернулись они уже в Скандинавию. Стали постепенно в землях Новгородских обживаться. Женились на славянках, детей родили. Даже между собой помирились, хотя как-то и отхватил Сигурд Роальду ножом половину уха. Ну да это он сгоряча, после попойки. Простил его Роальд. Всякое в жизни бывает.
Колотило
Княжит Рюрик в Новгороде. Сильная у него дружина. Некоторые варяги, отслужив несколько лет, просятся обратно в земли варяжские. Скучают по изрезанным своим берегам, холодному солнцу и немногословным женщинам с ключами на поясе. Другие, обжившись, остаются. На место ушедших приходят в дружину Рюрика славяне. Приобретают у варягов ратный навык.
Вот рыжебородый варяг Стегги обучает здоровенного молодого новгородца. Каждая рука у того как молот, да только зеленый совсем, неумелый. Кроме рогатины, другого оружия сызмальства не держал.
– Куда? – кричит Стегги. – Если противник в шлеме – не острием топора бьешь, а обухом! Соскользнет в бою острие по шлему! Не будет проку!
Смотрит новгородец на топорик. Видит, снабжен его обух небольшим выступом. Точно молоточек кузнечный. Хитры варяги!
– А не соскользнет обух? – спрашивает.
– Голова у тебя на плечах или горшок? И обух не соскользнет, и шлем тебе целым достанется! Продать можно, а пробитый кому нужен?
Хмыкает новгородец. Запаслив варяг. Дальше они бьются. Сердится рыжебородый Стегги, кричит:
– Щит как под удар подставляешь? Кто его кромкой подставляет? Разрубят! Не напасешься так никаких щитов! Умбоном, умбоном подставляй!
Умбон – круглая выпуклая бляха в центре щита, защищает она руку. Разобьется об умбон клинок. Соскользнет и отскочит топор на длинной рукояти.
Умел Стегги, ловок. Наседает он на новгородца. Да и тот не лыком шит. Кинулся внезапно на варяга, сшиб с ног. Поднимается изумленный Стегги с земли, головой трясет.
– Ну, – говорит, – точно лошадь меня в грудь лягнула! Как тебя звать-то?
– Колотило, – смущенно отвечает новгородец.
Качает головой Стегги. Знала мать, как назвать такого гиганта! Хотя, может, и не имя это, а прозвище.
– Хорошим воином станешь, Колотило! Только легок для тебя топор. Нужна тебе «ведьма щита»! – говорит Стегги.
Не понимает его Колотило. Не знает, кто такая «ведьма щита».
Любят варяги красивые заменные слова. Не скажут «битва», а «вьюга копий». Не щит, а «луна корабля». «Ведьма щита» – секира. Взмахнет ею сильный воин, такой, как Колотило, – рассечет любой щит, до середины груди разрубит кольчугу.