Все новые городки основывал Сибарис за Меловыми горами среди замиренных племен. Он не забывал своей родины Ахеи[4], чтил и Дельфийского оракула[5] и, прежде чем строить новый город, посылал спросить совета у оракула о месте для нового поселка, а ахеян просил прислать жреца и основателя для новой колонии. На старой родине сибаритян жрецы хранили все обряды, которые понадобятся при основании колонии; они одни знали те молитвы, которые нужно прочесть при ее освящении, они одни могли призвать богов, чтобы те поселились на новом месте и взяли город под свою защиту.

С кораблем, на котором приезжал жрец, приезжали нередко с женами, детьми и домашним скарбом и ахейские крестьяне, слышавшие о богатстве нового края и желавшие поселиться на новом месте. Их поражал шум большого города, в который попали они из своей деревенской глуши. Они сравнивали с богатою одеждою сибаритян свои заплатанные хитоны, с их роскошными сандалиями с золотыми и серебряными украшениями свою грубую обувь – одну подметку, привязанную худыми, наживо сшитыми ремнями. Как отстала старая родина от своей заморской колонии!

Через день после приезда жрецов к месту нового города отправлялось торжественное шествие из Сибариса; жрец нес священный огонь, который он привез с собою из Ахеи; он будет вечно гореть на жертвеннике новой колонии. Жертвенник уже был готов. Участвовавшие в шествии, одетые в лучшие платья, с венками на головах подходили к нему и безмолвно размещались вокруг. Кругом горели и дымились факелы. Жрец, умыв руки, золотил рога молодого быка, осыпал его ячменем и, срезав клок шерсти с его лба, бросал его на огонь. Затем убивали быка, быстро разрубали его тушу, на костре зажигали куски мяса; жрец выливал на них вино. Хор пел священные гимны, флейтисты в длинных белоснежных одеждах играли на флейтах. Жрец поднимал руки к востоку и молился; он призывал в новый город богов и героев, поселиться и жить здесь среди ахеян. Предсказатель-поэт пророчил городу долгую жизнь, богатство и славу. На следующий день с пением гимнов народ обходил межу будущего города, жрец намечал ее, кладя священные камни: это значило, что до этих камней будет простираться сила и защита городских богов и героев. Город начинал жить.

Так на юге Италии одна за другой зарождались колонии греков; скоро их стало так много, что всю страну стали звать «Великая Греция».

Другой край, куда направились греки, был Понт (Черное море). Неприветливо встречало греков Черное море. Неясно и сумрачно было небо; навстречу дул холодный северный ветер и поднимал нередко опасные бури; и самое море, широкое, без островов, похоже было на морскую пустыню. Никто не смел оставить Босфора и войти в Понт, не принеся жертв Зевсу и не помолившись о попутном ветре. Суровый край лежал перед привыкшими к свету и теплу греками. В широких степях на север от Понта зимою свободно гуляли холодные ветры, широкие реки сковывались льдом, и люди до самого лица закутывались в теплые меха. Воинственные кавказцы с оружием в руках встречали греков, которые хотели поселиться на их берегу. В Крыму жестокие тавры защищали свою страну от пришельцев. У крутых мысов Тавриды часто разбивались корабли, и страшная участь ждала того, кого выкинет на берег тавров. Из северных степей показывались отряды безбородых длинноволосых людей; они выезжали на бой верхом, вооружившись луком, и так же быстро исчезали в степи, как и появлялись оттуда.

Но суровый край не мог испугать смелых ионийских купцов. По всему Понту, по лесистому берегу Малой Азии, у подошвы Кавказских гор, в устьях больших северных рек, медленно текших из неведомой дали, греки строили свои укрепления; один за другим вырастали торговые поселки и городки. Один город Милет выслал сюда десятки колоний. Страх перед варварами заставил их тесно держаться друг за друга. Но за все опасности их вознаграждал богатый Понт.