Таким образом, амбивалентный в своих высказываниях о России Драйзер посылал своим читателям противоречивые сообщения. Не случайно Менкен на основании изучения публичных заявлений Драйзера пришел к выводу, что русские основательно промыли мозги его старому другу[42]. А когда Дороти Томпсон обвинила Драйзера в плагиате – заимстованиях текста из ее книги «Новая Россия» (New Russia, 1928), Менкен сделал вывод, что это русские снабдили ее материалами для книги и что «Драйзер, который также побывал в России и совершил такую же поездку, был снабжен теми же материалами» [43].

Существует и еще несколько возможных объяснений такому поведению писателя. Одно из них предложила журналистка Анна Луиза Стронг, которая призналась, что это она дала Драйзеру и Томпсон одни и те же заметки, «которые они оба использовали в сыром виде»[44].

Определенную поддержку этой точки зрения можно найти в самом дневнике, когда Драйзер отмечает, что долго и внимательно выслушивал суждения Стронг о России (см. запись от 17 ноября 1927 года, стр. 173). Еще одну возможность предложила Луиза Кэмпбелл, которая печатала и помогала редактировать рукопись Драйзера. Она рассказала биографу Драйзера У. Э. Сванбергу, что тот поручил ей использовать газетные статьи Томпсон при написании «Драйзер смотрит на Россию». Сванберг предполагает, что Драйзер мог попросить об этом и других людей, которые помогали ему компоновать эту книгу [45].

Между тем в дневнике рассказана другая история. Ситуация оказалась гораздо более сложной, чем считал Менкен. Сейчас, даже имея перед собой доказательства в виде дневника, нам трудно определить, в какой степени контролировались поездки Драйзера. Очевидно, ему, по возможности, организовывали показушные «царские выезды», включавшие стандартные визиты в образцовые тюрьмы, школы и жилые комплексы, построенные для рабочих. К писателю также был официально прикреплен гид, задачей которого было удержать его от любых спонтанных контактов с местными жителями.

Но Драйзеру было намного сложнее «промыть мозги», чем это могли предположить Менкен и советские хозяева. Он всегда подозрительно относился к догмам любого рода, даже к тем, в которые сам хотел верить. Кеннел быстро поняла это, убедилась, что ее босс не поддастся на уловки хозяев, и решила подыгрывать его попыткам уклониться от ограничений, накладываемых властями. Много лет спустя она вспоминала, что Драйзер, «настороженно относившийся к пропаганде, был подозрителен к русским»[46]. Из дневника видно, что Драйзер постоянно жаловался на официальную программу, которую ему предлагали. «Есть много строго определенных вещей, которые Советы решили обязательно продемонстрировать иностранцам – обычно (я бы даже сказал «всегда») они отражают трудовые свершения советских людей. Поэтому меня тянут и туда и сюда, и все это быстро, очень быстро. Вот прикоснуться к личной, обыденной жизни города или почувствовать ее – не тут-то было» (см. стр. 250). В силу этого Драйзер ожидал от секретаря, что она поможет ему войти в контакт с обычной жизнью страны. Иногда это означало просто получение хорошей местной еды. И даже в этом вопросе Драйзер был осведомлен о стандартной политике властей: «Я пытался убедить хоть кого-то отвезти меня в Ленинграде в простой русский ресторан, но нет: иностранцы должны видеть только грандиозное…» (см. стр. 253).

Конечно же, Кеннел по договоренности с Драйзером попыталась противостоять тому, что Пол Холландер назвал технологиями гостеприимства[47] – методам, с помощью которых власти покоряют иностранных гостей. Это была нелегкая задача. При этом организаторы тура надеялись, что Кеннел во время поездки будет работать рука об руку с агентами БОКС, чтобы держать Драйзера в узде. В частности, когда они впервые уезжали из Москвы, переводчик Тривас прямо обратился к Кеннел в конфиденциальном тоне: «Несколько недель мы будем ездить вместе. Между нами говоря, мы ведь должны иметь возможность управлять стариком – верно?»