Я подхожу к шкафу с длинным зеркалом и внимательно смотрю на свое отражение. Пальцы спешат зачесать мокрые светлые локоны с правой стороны за ухо, но глаза неотрывно следят за лицом. Почему-то нестерпимо хочется улыбаться, однако какое-то странное чувство, терзающее изнутри, не позволяет мне этого сделать. Словно у меня нет на это права.

Стянув с ушей сережки, кидаю их на кровать, следом сбрасываю туфли с ног и снимаю куртку.

Входная дверь тихо открывается, слышится скрип. Я оборачиваюсь.

— Почему крадешься? — ухмыляюсь я, таращась на захмелевшую Катю. Это точно моя скромница-подруга? Ее будто подменили. С кем она тусовалась весь вечер?

— Подумала, вдруг ты спишь, — смущенно улыбаясь отвечает она. — Но вообще, если честно, я надеялась, что тебя нет в комнате.

Успев расстегнуть молнию на платье, я удивленно смотрю на подругу.

— Что? — серьезно произношу, потому что в моих мыслях эта фраза звучит как: «Я не хотела, чтобы ты сюда приходила сегодня».

— Ну-у… Мне довелось наблюдать за тобой и… Кириллом. Вот… я и подумала, — мямлит Катя, мелкими шажочками приближаясь к своей кровати и садясь на ее край.

Я расслабляюсь и выдыхаю. Порой в голове крутится всякая несуразица, и когда в реальной жизни не находишь ей подтверждение, все, что ты испытываешь, это облегчение.

Желтое мокрое платье соскальзывает с моих плеч, двигается по бедрам и шлепается на пол. Спешу поднять его и повесить на ручку двери шкафа.

— Не говори глупостей, Кать, — отрезаю я, переодевая белье, а затем нацепляю на себя домашние шорты и футболку.

— Но почему? — вдруг оживляется соседка, подбирает под себя ноги, садясь по-турецки. Она одно мгновенье с подозрением разглядывает мое мокрое платье, но ничего не говорит. — Кажется, он неплохой парень. Разве не…

— Нет, — обрываю ее я, ни на секунду не прекращая свои действия. — Ты прекрасно знаешь мою позицию.

Катя замолкает и поникает. Она смотрит на пальцы собственных рук, начиная нервно их перебирать. Заметив это в зеркале, я отворачиваюсь от шкафа, теперь отдавая все внимание подруге.

— На что ты так обижаешься? — смягчив тон, спрашиваю я и присаживаюсь рядом.

— Я не обижаюсь.

— Значит, расстраиваешься.

Катя вздергивает подбородок и наконец встречается со мной лицом к лицу.

— Да, расстраиваюсь, — подтверждает она и складывает руки на груди.

— Почему?

— Потому что ты не даешь себе жить.

— Что за глупости, — цыкаю я и отмахиваюсь.

Поднявшись с кровати, я направляюсь к холодильнику и достаю из него овощи. Но Катя явно не собирается откладывать этот разговор. Она оживленно подрывается с места и следует за мной. Пытаясь подмазаться, Катя включается в процесс готовки.

— Что ты собираешься делать?

— Варить суп, — отвечаю я, хоть и понимаю, что не такой ответ она ждала. Тем не менее, я четко решаю обрубить этот разговор на корню.

Катя громко пыхтит, даже, можно сказать, рычит от недовольства, и все равно тянется за кастрюлей, открыв дверцы верхней полки. На дне посуды мгновенно оказываются кусочки мяса, которые впоследствии мы заливаем водой и ставим на плиту. Теперь задача — нарезать овощи.

Я вижу, как Катя искоса поглядывает на меня. Это означает только одно — через несколько секунд последует очередной приставучий вопрос.

— Почему ты ушла в самом начале праздника? — спрашивает Катя и снова кидает в мою сторону неуверенный взгляд.

Продолжаю чистить картофель и молчу.

— Кирилл ведь побежал за тобой, — утвердительно произносит Катя и снова глядит на меня. — Я видела.

Я ухмыляюсь, мне отчаянно хочется разразиться хохотом, но я сдерживаюсь. Какая же Катя глазастая.