Его слова упали в пустоту и в ней же и растворились, потому что никто, кроме Амалии, не обратил на них внимания. Наталья Дмитриевна отправилась отдавать указания насчет обеда, а гостья осведомилась у хозяина дома, где она может помыть руки. Георгий Алексеевич вызвал горничную и поручил баронессу Корф ее заботам.

Когда Амалия вернулась в гостиную, там уже никого не было. Солнце перешло на эту сторону дома и ломилось в окна золотым потоком. Амалия заметила в углу зеркало, поглядела на себя, убедилась, что она хороша – и даже очень – и серо-сиреневое платье ей к лицу, как никогда. Если бы для настроения существовал термометр, то на таком воображаемом термометре ее собственный внутренний настрой достиг бы сейчас наивысшей отметки. Она поправила в прическе одну шпильку, которая посмела немного выбиться из волос, и снова повертелась перед зеркалом. Ей захотелось рассмеяться – без всякой причины, просто так; и она засмеялась. Заложив руки за спину, Амалия прошлась по комнате. В сущности, прекрасная идея познакомиться покороче с этими Киреевыми, которым Полина Сергеевна, судя по всему, придает такое значение. Они расскажут ей о гостье много приятного, и свекровь станет лучше относиться к своей невестке.

Тут внимание Амалии привлекли висевшие на стене фотографии в рамках. Снимки всегда завораживали ее; она любила рассматривать изображения даже незнакомых людей и размышлять, какие у них были характеры, как сложилась их дальнейшая судьба – или как могла бы сложиться. Кроме того, Амалия не могла отделаться от ощущения, что в каждой фотографии запечатлен словно кусочек вечности, маленький ее осколок, который, может быть, переживет века. Пройдет двадцать, сорок, сто лет, а юная, очаровательная и уже тогда кругленькая, как наливное яблочко, Наталья Дмитриевна в светлом платье все так же будет стоять на фоне занавеса ателье фотографа, повернув голову и лукаво улыбаясь. На других снимках были запечатлены Георгий Алексеевич – молодой и красивый, он же, уже постарше и с обозначившимся лицом пропойцы, и снова он в кругу своей семьи. Несколько старых фотографических карточек в рамках были повешены неудачно и почти скрыты высоким шкафом, но Амалии все же удалось разглядеть, что на них изображена одна и та же изможденная молодая женщина, лицо которой оказалось гостье незнакомо. На одном снимке неизвестная держала на коленях черного кота, на другом сидела в саду того самого дома, где Амалия находилась сейчас. Глаза молодой женщины, казалось, были устремлены прямо на гостью, и баронесса Корф даже поежилась. «Чахотка? – мелькнуло в ее голове, когда она присмотрелась к чертам лица незнакомки. – Да, пожалуй, что она серьезно больна». Третий снимок оказался полностью закрыт шкафом, и разглядеть его не было никакой возможности. «Семейные тайны, – усмехнулась про себя Амалия. – Странно, почему они не хотят просто снять эти снимки со стены». Обернувшись, она вздрогнула: в гостиную только что бесшумной походкой вошел черный кот, как две капли воды похожий на того, которого незнакомка держала на коленях. У Амалии на мгновение даже мелькнула мысль, что он сошел с фотографии, но потом она сообразила, что, наверное, это один и тот же кот. Женщина когда-то жила в этом доме, теперь ее нет, а кот остался. Но кое-что все-таки подспудно беспокоило Амалию: судя по платью незнакомки и тому, что бумага изрядно пожелтела, снимок был сделан лет двадцать пять тому назад, если не больше. Вошедший кот выглядел явно моложе. Амалия перевела взгляд с пышного кринолина незнакомки на кота – и у нее даже мороз по коже прошел. Кот исчез; в комнате, кроме нее, никого не было.