– Почему на тебе драконья шкура? И зачем ты роешься в моих вещах? – От потрясения Седрик негодовал и обвинял разом.
– Я… драконья шкура? Да нет же, это платье! Его одолжил мне капитан Лефтрин. Это работа Старших, просто чудесная. И совсем не раздражает кожу. Вот, пощупай рукав.
Элис подала ему руку. Он даже не попытался дотронуться до мерцающей материи. Работа Старших. Драконьи штучки.
– Но это не объясняет, зачем ты прокралась ко мне в каюту и роешься в моих вещах, – упрямо огрызнулся Седрик.
– Ничего подобного! Никуда я не «прокралась»! Я постучала, а когда ты не ответил, просто вошла. Дверь была открыта. А ты спал. Ты в последнее время выглядел таким усталым, что мне не хотелось тебя будить. Вот и все. Мне от тебя нужны только чернила, немножко синих чернил. Разве ты хранишь их не в том ящике? А, вот и он! Я только возьму чуть-чуть и оставлю тебя в покое.
– Нет! Не открывай! Дай мне!
Элис так и застыла, не отперев защелку. В гробовом молчании она протянула ящик ему. Седрик постарался не вырывать его из ее рук, но не сумел скрыть облегчения. Он поставил ящик на кровать рядом с собой так, чтобы заслонять его своим телом. Элис не проронила ни слова, пока Седрик возился с защелкой и на ощупь, просунув руку под крышку, перебирал склянки с чернилами. Удача была на его стороне – ему с первого раза попались синие.
– Я спал, когда ты вошла, – неискренне извинился он, протянув ей пузырек. – И я несколько не в себе.
– В самом деле, – холодно отозвалась она. – Больше мне ничего от тебя не нужно. Спасибо. – Элис взяла пузырек. – «Прокралась», ну надо же! – пробормотала она напоследок с порога, но так, чтобы он расслышал.
– Извини! – крикнул Седрик ей вслед, но она уже хлопнула дверью.
Как только Элис ушла, он скатился с постели, чтобы запереть дверь на задвижку, а затем упал на колени перед потайным ящиком.
– Это была всего лишь Элис, – напомнил он себе.
Да, но кто знает, что наговорила ей медная драконица? Он неловко выдернул ящик, так что он едва не застрял, а затем заставил себя успокоиться и осторожно вынул флакон с драконьей кровью. Все в порядке. Добыча по-прежнему у него.
А он по-прежнему в ее власти.
Седрик потерял счет дням, прошедшим с тех пор, как он попробовал на вкус драконью кровь. Его сознание раздвоилось, как двоится все перед глазами после удара по голове. Он еще оставался почти прежним, подавленным и угрюмым, но все же Седриком. Но вдруг приходили чужие ощущения и спутанные воспоминания, и ее невнятные впечатления смешивались с его мыслями. Иногда он пытался объяснять ей, что происходит вокруг.
Ты бредешь по воде, а не летишь, – твердил он. – Порой вода почти отрывает тебя от дна, но это не полет. Твои крылья слишком слабы, чтобы летать.
Иногда он ее подбадривал:
Остальные почти скрылись из виду. Тебе нужно идти быстрее. Ты можешь. Держись левее, где вода мельче. Видишь? Идти стало легче, верно? Вот умница. Не останавливайся. Я знаю, что ты голодна. Следи за рыбой. Может, ты сумеешь поймать рыбу и подкрепиться.
Порой он даже смутно гордился тем, что добр к ней. Но по большей части с горечью осознавал, что его жизнь навеки посвящена заботам о довольно тупом ребенке. Ценой немалых усилий Седрику иногда удавалось отгородиться от нее. Но если драконицу терзала боль, донимал голод или охватывал страх, невнятные мысли врывались в его разум. Даже если он избегал ее вялых размышлений, он не мог отделаться от неизменных усталости и голода. Ее тоскливое «за что?» неотступно преследовало его. И оттого, что он задавал тот же самый вопрос применительно к собственной участи, легче не становилось. Хуже всего было, когда она пыталась понять его мысли. Драконица не сознавала, что иногда он просто спит и видит сны. Она врывалась в них, предлагая убить Геста или пытаясь утешить Седрика. Все это казалось слишком странным. Он был измучен вдвойне из-за прерывистого сна и разделенных с ней бесконечных трудностей пути.