Седрик зашевелил губами, пытаясь ответить. Пытаясь рассказать ему, что все же совершил кое-что значительное, что драконья кровь и чешуя сделают его богачом и он будет счастлив разделить свое состояние с Гестом.

«Не бросай меня, – хотел сказать он. – Не рви со мной сейчас, не связывайся с другим, когда меня нет рядом, когда я не могу хотя бы попытаться тебя переубедить».

Его губы двигались, горло напрягалось, но звук никак не мог прорезаться. Только капли драконьей крови стекали по подбородку.

И было уже слишком поздно. Явился Реддинг. Реддинг с его пухлыми, как у шлюхи, губками, короткопалыми ладошками и сальными золотыми локонами. Реддинг стоял рядом с Гестом, легонько поглаживая пальцем его обнаженное предплечье. Тот обернулся к нему с улыбкой. Внезапно прикрыл глаза в так хорошо знакомой Седрику манере, словно падающий на добычу ястреб, накинулся на Реддинга и поцеловал его. Теперь лица Геста не было видно, зато растопыренные пальцы Реддинга, словно морские звезды, распластались по его мускулистой спине, притягивая к себе.

Седрик пытался закричать, так что даже горло заболело от напряжения, однако изо рта его не вырвалось ни звука.

Они обидели тебя? Мне убить их?

– Нет!

Звук прорвался внезапным криком. Седрик дернулся и проснулся на влажной от пота постели в маленькой душной каюте. Вокруг все тонуло во мраке. Ни Геста, ни Реддинга. Только он сам. И маленькая медная драконица, которая настойчиво тычется в стены его разума. Он смутно ощущал ее вопрос, ее бестолковую тревогу за него. Седрик отмел мысленную связь, крепко зажмурился и зарылся лицом в сверток, служивший ему подушкой.

«Просто скверный сон, – сказал он себе. – Всего лишь кошмар».

Но этот кошмар был из тех, что слишком похожи на правду.

Когда Седрик падал духом, он порой задумывался, не захотел ли Гест на некоторое время избавиться от него. Возможно, его выступление в защиту Элис дало Гесту долгожданный повод отослать его подальше.

Усилием воли Седрик мог воскресить в памяти те времена, когда между ними все еще только начиналось. Его привлекали спокойствие и сила Геста. Порой в его крепких объятиях Седрику казалось, будто он наконец-то нашел безопасное убежище. И сознание того, что это убежище существует, придавало ему сил и смелости. Даже отец заметил перемену в нем и сказал, что гордится человеком, которым становится сын.

Если бы он только знал!..

Когда же сила Геста из убежища превратилась для него в тюрьму? Когда на смену уюту и защищенности пришел страх, что она обернется против него? Как же он не заметил, насколько все изменилось, насколько Гест перекроил его самого? Да все он заметил. Все он понимал. Однако же слепо ковылял дальше, подыскивая оправдания жестокости и пренебрежению Геста, виня в размолвках себя самого, притворяясь, будто все еще может вернуться на круги своя.

А было ли когда-нибудь все так уж прекрасно? Или он сам обманывал себя напрасными мечтами?

Седрик перекатился, упал на подушку и закрыл глаза. Он не станет думать о Гесте и о том, что их некогда связывало. Он не станет раздумывать над тем, во что превратились их отношения. Даже нарисовать в воображении, как у них все будет хорошо, и то не получалось. Должна же быть какая-нибудь мечта получше. Знать бы еще какая…

– Ты не спишь?

Он спал, но уже проснулся. В приоткрытую дверь каюты Седрика проникал свет. Обрисованный им силуэт наверняка принадлежал Элис. Ну конечно… Седрик вздохнул.

И словно этот вздох послужил приглашением, она вошла в каюту. И не закрыла за собой дверь. Прямоугольник света упал на пол, озарив сброшенную одежду.