Молчание. Стрельницкий отхлебнул глоток кофе.

– Тебе сколько? Больше тридцати не дашь, скорее меньше. Двадцать пять? Дракона у нас увели девять лет назад… ты был ещё мелковат, пожалуй. Или в КОДе дела так плохо, что берут в пилоты юнцов?

Парень неловко повёл плечами. Скорее всего у него ныл чип, но с закованными руками он не мог его потрогать – и к лучшему, ещё грязь занесёт.

– Я первый и единственный Дарин партнёр.

Вот теперь в голосе звучал вызов.

– И сколько тебе лет было?

– Так вы же умный, сами догадайтесь, – кривовато усмехнулся Лавр.

Прощупывает границы… Хорошо. Пусть прощупывает, самому Стрельницкому не убудет.

Пусть говорит…

А он потом пересмотрит запись, обдумает сам, скинет Анкиной команде на анализ. Разберёт по косточкам, извлечёт максимум информации.

И сделает соответствующие выводы.

– И догадаюсь. Как только получу кое-какие данные… – Стрельницкий постучал пальцем по планшету, включая-выключая экран.

За окном машины бесконечные холмы сменились лесом: корявый ельник, густые кусты, вспыхивающие золотой листвой берёзы. Дорога резко завернула, машину тряхнуло на колдобине, и голова Лавра мотнулась. Стрельницкий, успевший спасти свой кофе, недовольно бросил в гарнитуру:

– Вась, не картошку везёшь.

Они пересекли мост через местную речушку, дорога вновь завернула и пошла в гору – лес вскоре остался внизу. Понятливый водитель чуть сбавил скорость.

– И всё-таки, что ты там делал? – словно возвращаясь к прерванному разговору, спросил Стрельницкий.

На сей раз пауза перед ответом была короче.

– Ну, чем там мятежники и партизаны типа меня обычно занимаются? Взрывы, демонстрации, покушения…

Лавр определённо проверял границы допустимого. Даже после шока, со своей заторможенной реакцией, он явно успел осознать своё положение – и что их мирный разговор оному положению никак не соответствует.

Стрельницкий улыбнулся.

– Ни взрывчатки, ни лозунгов, ни нормального оружия… Признаться, я разочарован. Или, может, было что-то ещё?

Вместо ответа Лавр криво отзеркалил его улыбку.

Издевается, паршивец, с некоторой долей восхищения отметил Стрельницкий. После обрыва связи он должен был либо сломаться, либо замкнуться, либо уйти в полный неадекват. Даже арамейские пилоты долго отходят, хотя их подобное затрагивает меньше… А этот, вон, издевается.

Нет, сначала, безвольный и молчаливый, он вполне соответствовал привычной картине. Но вот прошло уже сколько… полчаса? А он уже шутки шутить изволит.

Определённо будет досадно, если его поломают на нормальном допросе.

Так что пусть он наговорится за оставшиеся десять минут побольше – глядишь, привыкнув отвечать, и там не будет отпираться.

Главное, чтобы там шутки шутить не начал. Но это ему быстро объяснят.

А здесь пока можно.

– Давай начистоту, ты собирался уронить Семьдесят третью мне на голову? Или кому-то из высоких чинов?

– Зачем ронять, если можно кучку пепла оставить?

Стрельницкий бросил взгляд на экран планшета.

– Ах, да, Семьдесят третьей уже десять лет. Даже если вы сняли гормональные средства, она явно уже должна была дорасти… Но от работы зенитного расчёта на такой высоте её огонь бы не спас. Я, конечно, ещё не смотрел запись, но по отчёту моих людей создалось впечатление, что ты это понимал. Иначе бы не сдался так просто, верно?

Лавр ответил сумрачным взглядом.

Молчание – определённо знак согласия в этом случае.

– Скорее уж ты планировал с её помощи красиво уйти. А вот перед этим?..

Помедлив, Лавр всё же ответил, явно взвешивая каждое слово:

– Очевидно, чего хотел, я не добился. – Потом быстро усмехнулся, что-то вспомнив, и добавил: – Не считая испорченного всем присутствующим настроения.