Одиннадцать…

Ни одни часы на свете не показывают точного времени – все либо спешат, либо запаздывают, а если по какой-то прихоти это все же происходит, то длится недолго.

Часы собора в Лиссбурге запаздывали.

Двенадцать.

Огниво осталось лежать на столе, у погасших свечей.

Травнику не требовалось объяснений. Все шло так, как он и ожидал. То была третья собака, сестра двух первых – огромная мокрая тварь золотисто-рыжей масти, с кошелем в зубах. В том, что кошель набит золотом, Жуга не сомневался. Он даже знал, сколько там монет – пятьдесят.

Собака посмотрела на Жугу, на Хуго, положила на пол кошель. Ощерила клыки и двинулась вперед. Шерсть на ее загривке встала дыбом, отблески каминного огня отразились в огромных зеленых глазах.

Травник двинулся в обход стола, бесшумным мягким шагом. Пальцы левой руки скользнули за пазуху, нащупали туго набитый кошель. Собака помедлила и двинулась за ним.

– Не двигайтесь, и может быть, останетесь в живых, – не оборачиваясь, бросил остальным Жуга. Хуго и Матиас послушно кивнули; Хуго – медленно, Матиас – быстро и несколько раз. Беата молчала, оцепенев от страха. Угли в камине почти не давали света, от тлеющей соломы на полу тянуло гарью.

– Я не возьму твоего золота, – сказал Жуга. Собака продолжала идти. Он достал кошель и бросил ей под ноги. – Здесь твое серебро и медь. Забирай и уходи.

Собака не остановилась, медленно и неуклонно приближаясь к столу, где лежало огниво. Ключ, – вдруг понял травник, – ей нужен ключ. Не для того, чтобы самой открывать эту Дверь, но чтобы закрыть ее навсегда. Когда-то, кто-то, где-то поставил этих трех собак стеречь свое богатство. Ослушаться они не могли. Эйнар сумел заставить их служить себе при помощи своего колдовского огнива. Но и прежнего приказа никто не отменял. Сокровища надлежит охранять, а значит, надо их вернуть на место.

Монеты рано или поздно кончатся, и снова кто-нибудь ударит кремнем о кресало.

Жуга остановился, вложил меч в ножны и взял со стола огниво.

– На, – он протянул его собаке. – Бери. Оно твое.

Пару мгновений собака смотрела ему в глаза…

Потом подошла и взяла.

Беата, Хуго и Матиас вскрикнули разом. Ослепительная вспышка осветила темный зал, заставив всех невольно прикрыть глаза, а когда все трое проморгались и опять привыкли к темноте, ни собаки, ни травника в корчме уже не было.

– Жуга не приходил?!

Рудольф оторвался от созерцания костяных фигурок и посмотрел на Телли. Мальчишка запыхался, видимо, бежал всю дорогу. За спиной его маячил Рик. Дракончик выглядел еще более растерянным, чем его хозяин.

– Явились, безобразники, – с неудовольствием констатировал Рудольф. Кивнул на доску перед собой. – Какого лешего тебе понадобилось расставлять эту дребедень?

– Рудольф, Рудольф, погоди, – Телли выставил ладонь перед собой; он все никак не мог отдышаться, – постой, дай сперва сказать… Там… Там эти – Хуго со своей подружкой… в «Красном петухе»…

– Хуго? – Рудольф нахмурился. – Какой еще Хуго?

– Хуго Шнеллер.

– Не знаю такого. Должно быть, кто-то из молодых.

– Да высокий же такой, длинноволосый! С бровями. Говор у него еще такой нездешний…

– А, Баскервиль! – Рудольф откинулся на спинку кресла. – Так бы сразу и говорил. Так что там с ним?

– Не с ним. Там Жуга. Они там драку затеяли, в корчме, Жуга их всех порезал… Потом собака прибежала. А Жуга пропал.

– Пропал? – Рудольф непонимающе заморгал. – Постой, постой. Что ты несешь? Как так пропал? Куда пропал?

– Да я откуда знаю! – взорвался Телли и забегал по комнате. – Он подошел к ней, а потом – ба-бах! – и пропали… и он, и она. Девка в крик, мол, где они, Хуго свечи запалил, а там только трупы и этот, паленый… Потом они кошельки подобрали и смылись оба, пока стража не нагрянула.