У большой, сколоченной из бревен клети, наполовину полной камнями, рыжий странник остановился, нашарил в своем мешке такой же серый булыжник и бросил его в общую кучу, и только после этого двинулся дальше. Во время недавней осады, когда турецкие войска стояли у стен, горожане покидали на головы супостату чуть ли не весь булыжник с мостовой, и теперь распоряженьем бургомистра каждый, кто въезжал в город, должен был принести с собой такой вот камень, дабы улицы Лисса возможно стало вымостить заново. Странник об этом, похоже, слыхал и запасся булыжником загодя. Что до турок, то ворваться в город им не удалось, хотя стену и ворота они попортили изрядно, а одну из северных башен и вовсе сожгли. Выгоды, правда, от пожара никакой они не поимели – башня полыхала сутки, выгорела изнутри дотла, камни же спеклись стеклянной корочкой, от чего башня стала только крепче. Снаряды турок отлетали от нее горохом, а башню горожане после этого так и прозвали – Горелой. Всего же башен в стенах города насчитывалось семь: Дозорная, Речная, Башня Синей Сойки, Толстуха Берта, разумеется – Горелая, и Башня Трех Ключей.

Седьмую башню звали Вавилонской. Хрен ее знает, почему.

Телли старался держаться рядом с рыжим странником, впрочем, без особой на то охоты, и без конца поглаживал и теребил распухшее ухо. Мысль о потерянном драконе не давала покоя. Уходить от ворот не хотелось.

– У, черт здоровый… – вслух посетовал он. – Чуть совсем не оторвал…

– Ты что хоть натворил-то, а? – спросил странник.

– А тебе чего? – окрысился Телли вместо ответа. – Может, думаешь, что если за меня отдал бутылку самогонки, так сразу меня и купил со всеми потрохами?

– Да нет, я…

– Клюв от воробья… Отстань!

Странник усмехнулся.

– А ты, я гляжу, с норовом.. А я ведь не спрашиваю, кто ты и откуда. Не спрашиваю даже, как тебя зовут, всего-то и спросил, за что попало… Ну-ка, покажи свое ухо. Хм, хрящ цел… Заживет до свадьбы.

Телли промолчал, лишь зашипел сквозь стиснутые зубы, когда холодноватые, неожиданно ловкие пальцы странника ощупывали ухо. Ему совсем не хотелось рассказывать, как с раннего утра он дразнил привратников. Между тем внимание его привлек кошель, висевший у странника на поясе и оказавшийся в этот момент совсем рядом; кошель был увесистый и явно не пустой (ну, а иначе на какие шиши он водку покупал?). Порыв был чисто рефлекторным – поворот, рука хватает кошелек, потом рывок и – ищи ветра в поле. Телли рванулся привычным движением и вдруг пребольно треснулся макушкой о посох, который пришелец предусмотрительно поставил на его пути.

– Уй-я!!!

– А вот этого приема тебе бы знать не надо – он гадкий… – задумчиво проговорил странник, взвешивая на ладони кошель. Засунул его под рубашку. – Воровством, стало быть, промышляешь. М-да… Дракошку своего ты тоже у кого-то спер, или как?

– Пошел ты… куда подальше, – огрызнулся тот, потирая ушибленный лоб. – Дурак рыжий. Я ж его с детства, я ж без него никуда! А они…

– Ну, ну, не кипятись. Маленько погодя, посмотрим, что и как, – он подмигнул. – Как думаешь, выдержат три мужика бутылку чертовой водки?

Телли нахмурился, не понимая, куда тот клонит.

– Дык если на троих, – пробормотал он. – Да еще по жаре…

Глаза его расширились.

– Вот и я так думаю, – подытожил странник. – А теперь давай-ка мы чуток пройдемся и подождем.

Спорить Телли не стал. Странник меж тем получил возможность рассмотреть его внимательней. Выглядел мальчуган лет на десять, был бос, одет в штаны и рваную рубаху неопределенного серого цвета, телом был худ, да и ростом не вышел. На узком востроносом лице его, из-под завесы нестриженой белесой челки блестели черные хитрющие глаза. Это сочетание глубокой черной радужки и светлых волос производило странное, почти пугающее впечатление, несколько смазанное, впрочем, оттопыренным багровым ухом и шишкой на лбу.