Почему-то травника не покидало ощущение, что подобные монеты он уже где-то видел. Жуга отложил монетку и потер глаза. Голова была тяжелая, хотелось спать – поход по кабакам во всех смыслах не прошел для него даром. Быть может…

– Рудольф, – окликнул травник старика.

– Что? – поднял голову тот.

– Помнишь, ты убрал в кладовку вещи сверху? Там была коробка. Черная такая, в две ладони шириной.

Старик помедлил.

– Не помню. Может, и была… Погоди, сейчас взгляну.

Он встал, взял свечку и ушел в чулан, с минуту шумно там возился, передвигая разный хлам, и вскоре появился вновь, неся в руках лакированную, всю в царапинах шкатулку.

– Эта?

– Да, – Жуга кивнул, открыл крышку и сразу понял, что память его не подвела: среди резных безделушек лежали две монеты. Старые, покрытые зеленоватой патиной, но в точности такие же, как та, что на столе. Рудольф и Жуга переглянулись.

– Откуда они у тебя? – спросил травник.

– Да разве ж я сейчас вспомню, – пожал плечами тот. Потер ладонью подбородок. – Должно быть, вместе со шкатулкой и купил когда-то…

– Хм… – Жуга помедлил, заглянул в шкатулку и вытащил оттуда резную фигурку. Повертел ее в пальцах и поставил на стол.

– А это что такое?

Тяжелая, изжелта-белой кости статуэтка изображала воина и высотой была примерно с палец. Указательный. Работа была мастерской – нож резчика с дотошностью изобразил и меч и шлем и прочие детали амуниции и даже звенья кольчуги. Плечи и спину скрывали складки длинного, почти до пят плаща. Черты маленького лица поражали тщательностью отделки, а самые мелкие детали – брови, ноздри, зрачки глаз были выжжены железом. Несмотря на это, сосредоточиться на нем Жуга не смог. В нем было что-то очень знакомое, и в то же время неведомый мастер ухитрился вырезать на редкость неприметную персону. Сквозь полупрозрачную кость чуть красновато просвечивало пламя свечи. Заинтригованный, Жуга отставил статуэтку в сторону и потянул из шкатулки следующую. Рудольф следил за ним с не меньшим интересом.

На сей раз это была ладья. Под вздутым парусом, на круглой маленькой подставке, она, как и воин, тоже была вырезана с исключительным старанием. За костяной ладьей последовал дракон. Длинношеий, чуть пригнувшийся и свивший хвост кольцом. Зубастая пасть была распахнута в атаке, хребет, макушка головы и холка щетинились остроконечным гребнем.

Четвертая фигурка вновь изображала человека. Он был безоружен, почти на голову ниже ростом и довольно просто одет. Его лицо, несмотря на тонкую резьбу, отличалось той же странной размытостью черт, что и у воина.

Травник хмыкнул, вытряхнул на стол последнюю оставшуюся в шкатулке фигурку и вытаращил глаза:

– Черт… – невольно вырвалось у него.

– Где? – старик, подслеповато щурясь, нагнулся к столу. – А… Это не черт. Это лис.

Три маленьких мальчишеских фигурки возникли возле выхода из полутемного кривого тупичка совершенно неожиданно, и Телли непроизвольно перешел на шаг, а затем и вовсе остановился. Шагнул назад. Сердце его бешено заколотилось. Он огляделся по сторонам и понял, что «нарвался».

Трое не спеша двинулись вперед, и вскоре желтоватый отсвет фонаря выхватил из темноты ухмыляющиеся рожи Отто и двоих его неизменных приятелей.

– Гля, пацаны, – вовсю изображая удивление, воскликнул Отто-Блотто, – снеговик ползет! А вроде, не сезон…

– Точняк, не сезон, – подтвердил тот, что пониже ростом, со щербинкой на передних зубах. Сплюнул. – Да и не место.

Телли так и прозвал для себя этих трех корешей – Отто-Блотто, Рябой и Щербатый. Последних он не знал по именам, да по большому счету, ему было все равно.