Мы облетели вокруг города три круга – так принято. Все эти три круга нас опаляло, обжигало, обволакивало горячим воздухом. После свежести Дарии, после легкого горного воздуха Пика Осетин казалось, что здесь нечем дышать, и это на высоте, где всегда холоднее – что же ждет нас внизу?

 Последний круг мы закончили напротив высокой и широкой арки из черного, на вид холодного, камня, которая при нашем приближении начала пульсировать темным светом, переходящим в светлые расширяющиеся всполохи, и, когда арка окончательно стала светлой, Дамир полетел сквозь нее.

 Что сказать: перелет сквозь завесу Дагората был сладкой песней по сравнению с прохождением этой арки – нас трясло, швыряло, закручивало, жгло – так всех встречала защита столицы. Говорят, после победы над НИМИ победители разделились и основали земли там, где смогли получить защиту самой природы. За сотни лет защита напитывалась силой королей и, приняв ту форму, которую мы сейчас знаем, дарила и дарит им в ответ власть над землями и людьми. В Даринской Пустоши защита – это арка-вход, в каждый город, каждый родник, каждый островок целительной жизни в пустыне. Никто не пройдет внутрь, если намерения злые, жестокие. Или почти никто.

 Мы пролетели над всем городом, на нас смотрели все жители, вышедшие на дороги, лужайки, к фонтанам, нас встречал весь дворец. Так принято.

  Шазен Архим Великолепный, мужчина в возрасте не столь преклонном, как о нем говорят злопыхатели, крепкий, степенный, с небольшим пузцом, подпоясанным поясом с дорогим и редким шитьем, который не скрывает, а подчеркивает достопримечательность Архима, невысокий, кареглазый шатен с улыбкой хитрого пустынного лиса и славой осторожного проницательного удава.

 Шазидени, супруга шазена, нареченная Властительница его сердца и мать его детей, Виатон Ослепительная, была похожа на…пуфик, маленький, квадратный, мягкий, но везде больно об него спотыкаешься, причем мизинцем. Странная женщина, свое великолепное имя оправдывала, заставляя врагов слепнуть от ужаса при упоминании одного ее имени, могла вцепиться в противника и добивать уже изнемогающую жертву с упорством кобры – все это конечно в иносказательном смысле, так как женщина ни единым словом или жестом никому не показала, что держит на него зло. Но все, кто хоть каплю почувствовал на себе ее хватку, никогда больше не поддавался на ее очаровательную улыбку и веселые шутки – сразу сбегали. Так про нее рассказывал мой отец, причем с самим шазеном они были очень в хороших отношениях и часто общались вне политической необходимости.

 Сыновья, шази, и их жены, без звания. Старший Валиан с женой Хлоей и сыном Валх, еще молодые люди, спокойные, сосредоточенные, под тяжестью долга перед землями, когда Архим соберется на покой и отдаст-таки в их руки Пустошь – они выглядели старше, гораздо старше своих лет, даже ребенок, которого уже сейчас воспитывали с долгом вместо игрушек или друзей. И даже внешностью они были второй копией шазена и его Властительницы.

 Средний сын тоже был с женой, но эти двое выглядели гораздо счастливее, свободнее. Оба статные, раскованные, они были похожи друг на друга, только женщина, естественно, красивее: черные смоляные волосы у обоих, карие глаза с желтой искринкой, мягкие отрешенные улыбки людей, на чьи головы власть падет только в крайнем случае.

 И Батай. Младший, залюбленный, распущенный  безголовый и безответственный разгильдяй, способный в пылу битвы за титул «команды с самым сказочным воображением» свернуть шею талисману своей команды и тут же попытаться вернуть его к жизни запрещенными заклинаниями. Батая я знала не понаслышке, а лично, так как сама в том конкурсе проиграла вместе с командой Пармских островов, но обошла Батая по очкам. И я своими глазами видела, а ушами слышала, как сворачивают шею бедной птице и как хрустят ее переломанные позвонки. Меня до сих пор передергивает от воспоминаний. И хуже всего это молодой человек решил применить ко всем, кто видел этот мерзкий поступок, заклинание забвения, запрещенное, жестокое, когда человек забывает все, что с ним происходило в какой-то определенный отрезок времени. Говорят, что, пытаясь вспомнить, что же они забыли, многие сходили с ума от такого заклятья. Благо, Батай не силен в страшно-древних заклятьях – у него сил хватило только на то, чтобы стереть из памяти маленький кусочек, каждому – свой, так что я не знаю, что было в моей памяти за два мгновения до поражения, но все остальное я помню ясно, как будто вчера увидела.