Дальнозоркий Перрин Айбара первым заметил силуэт всадника, скачущего из Тарабона. Но и для него воин был разноцветным комком, который лошадь несла, петляя меж дерев, далеко-далеко, то открыто, то незаметно. А лошадка-то пегая! – сказал себе Перрин. – И явился всадник как раз в срок! Он уже собрался оповестить о ней своих спутников – то была, верно, женщина, как и все прежние встреченные на этой дороге, – но Масима вдруг бросил хрипло:

– Ворон!

Точно проклятье выкрикнул.

Перрин тут же окинул взглядом небо. Не более чем в сотне шагов справа над вершинами деревьев кружила ширококрылая птица. Такие хищники не брезгуют поднять с наста какую-нибудь дохлятину или слопать мышь; может, и эта просто вылетела за пропитанием, но Перрин не имел права допустить даже малейшей возможности, что их обнаружат. Похоже, ворон пока не заметил отряд, но приближающийся всадник скоро окажется у птицы на виду. Едва Перрин увидел ворона, он вскинул лук, натянул тетиву – оперение стрелы к щеке, к уху, – и отпустил, все одним плавным движением. Юноша ухватил слухом хлопанье тетивы справа, свист стрелы слева, но следил, но отрываясь, за чернокрылым. Едва стрела Перрина пронзила ворона, с неба обрушился густой дождь дегтярных перьев, а когда птица упала на землю, в воздухе промчались еще две стрелы. Луки пятерых бритоголовых были уже снова натянуты, шайнарцы всматривались в небеса: не летел ли с вороном напарник?

– Нес ли ворон кому-то сообщение, – проговорил Перрин, – и не увидел ли... тот... то же, что видел ворон?

Говорил Перрин как бы сам с собой, но на сей раз Раган, самый молодой из шайнарцев, то есть старше Перрина лет на десять, неожиданно ему ответил, накладывая другую стрелу на свой короткий лук:

– Он все доносит. Обычно Получеловеку. – В Пограничных Землях за воронов полагалось вознаграждение, никто не смотрел на ворона как на заурядную безобидную птицу. – Свет, мы все погибли бы, не добравшись до этих гор, если бы Губитель Душ видел все, что видят вороны.

Голос Рагана звучал с непредвзятой легкостью: шайнарец говорил о делах для него каждодневных, привычных.

У Перрина свело плечи, и его пронзила дрожь – но не от холода, – а в затылке у него кто-то бросил вызов надвигающейся на Айбара смерти. Проклятие Душ... В разных странах его именуют по-разному: Проклятие Душ или Терзатель Сердец, Повелитель Могилы или Владыка Сумерек, Отец Лжи или просто Темный, – все для того, чтобы не назвать его истинным именем, не привлечь к себе его внимания. Темному часто помогали вороны и вороны, а в городах – крысы. Из колчана за спиной Перрин вытянул еще одну стрелу; острие у стрелы было широким, ужасающе широким.

– Стрелка у тебя не короче, чем дубинка, – сказал Раган, не скрывая восхищения. – Но не станешь же ты выпускать ее в полет? Не хотел бы я видеть рыцаря, в которого она вонзится!

У шайнарцев были легкие доспехи, обычно скрытые под простыми куртками. Но перед сражением они облекали себя и своих коней в тяжелую броню.

– Слишком длинна для стрельбы с лошади, – пробурчал Масима. Шрам – треугольник на темной его щеке, искаженной усмешкой, – усиливал презрительный оскал его лица. – Добрый панцирь на груди воина остановит и стрелу с трехгранным острием, ежели не пустить ее с пяти шагов. А коли первый твой выстрел не поразит его, враг намотает твои кишки себе на локоть!