Пищит таймер. Прошло четырнадцать минут. Пора готовиться к прыжку в новую побочку. Окидываю взглядом изувэров – они выглядят сытыми, довольными и осовелыми.

«Нажрались, вот и в сон тянет», – думаю я с плохо скрываемой нежностью и зубами скриплю. Достаю пищулку, показываю ее товарищам, дабы внимание привлечь, и даю гудок. Реальность расчетверяется. Бабка во всех четырех слоях замирает и злобно таращится на меня. Законная реакция. Беремся за руки и по вялой команде Димона подаемся в один из слоев. Там и бабка оттаивает. Прикольно, наверное, чувствует себя старушка, которая осталась в предыдущей побочке. Бах!.. И только чашки пустые и крошки на столе. Снова завожу таймер и продолжаю осмотр, тщательность которого прямо пропорциональна росту раздражения от голода.

– А скажи-ка, бабушка, – мурлычет Анжела, – как нам на гусей-лебедей взглянуть?

«Вот это жаровня! – привлекает мое внимание одна из посудин на печи. – В этакой не то что барашка, но и целую свинью упечь можно. Или, скажем, человека…»

– Лебедей-то? Отчего же! Еще как покажу! Вот молочко допивайте, и пойдем на двор – лебедей смотреть! – переводит прибор.

– Спасибо, бабуля, – говорит Димон полупьяно. Устал, видимо. Да и Анжела – смотрю – все пытается опереть локоть на голову, а тот со стола, гад, соскакивает. Индра и вовсе спит. Только Реджи жует в две щеки и с бабки добрых глаз не сводит.

Понимаю, что засиживаться больше нельзя, иначе все уснут и в новую побочку не перейдут.

– Народ! – командую я. – Подъем! Айда на лебедей смотреть!

Вяло поднимаются и плетутся за мной на двор. Перед нами бабка суетится – уговаривает, чтоб мы еще что-то отведали. Но я непреклонен. Как говорили в старинном русском мультфильме – это «ж-ж-ж» неспроста. Не верю я этой бабке, у которой – на всякий случай – накрыт стол на шесть персон, от еды тянет в сон, а на печи стоит посудина для жаркого на роту солдат.

На дворе пасутся гуси-лебеди. Дымчатой такой расцветки. Крупные, мерзавцы. Я по лебедям не особый спец, все больше по курам гриль, но ранее представлял себе их не такими огромными.

Выплетаемся на крыльцо. Обе девчонки на Реджи повисли – он один бодрячком держится. Решаю, что об этом эпизоде их с вестом взаимоотношений – если живы останемся – рассказывать им не стану. Димон опирается на дверной косяк, головой трясет, пытаясь проснуться.

Лебедям я с порога не нравлюсь – шипят и даже ущипнуть меня норовят. То есть как – ущипнуть? Если клюв такого летуна размером с утюг, слово «ущипнуть» не очень подходит. Скорее, пытаются отцапать кусок. Бабка же вовсе не собирается пернатую скотину к порядку призвать – стоит себе, улыбку пряча, и смотрит, чем дело кончится.

Как говорится, вечер перестал быть томным. Все ж таки зверюг не меньше дюжины, и каждая цапнуть пытается. Наконец, тому лебедю, что справа, удается меня за локоть схватить. Тут я совсем огорчаюсь – выхватываю саблю и перед носом крылатого агрессора потрясаю. Наверное, напрасно – после этого зверюги, расправив крылья, начинают еще сильнее напирать и кусаться. Делать нечего, принимаюсь рубить с плеча. А рядом, брутальный, как Конан варвар, охотничьим ножом, вытащенным из-за голенища, орудует Реджи. Девчонки на крылечке штабельком лежат, а вот Димона почему-то не заметно – не съели ли уже нашего командира? Впрочем, особо оглядываться у меня нет времени – рублю саблей, только шум стоит. Ну и покриком богатырским дело ратное сопровождаю:

– Ах вы… мерзавцы! Ах ты… бабка! Ты же, гадина, нарочно нас в ловушку заманила! Думала, мы такие идиоты – нажремся… блиночков твоих, а потом наш сон вечным станет? Да вот… тебе!