Глаза «Розы» сузились ещё больше, а щёки вспыхнули.

— Разве союзы заключаются лишь по любви? Это непрочная основа, — Оливия покусывала губы, и мне было любопытно услышать её умозаключения. — Мой дядя хочет, чтобы наша семья стала так близко к трону, насколько это было возможным.

— Однажды ваш предок уже слушал предсказания астрологов, но они не сбылись. Вам лучше обратить внимание на молодого короля. Королевой, конечно, он вас не сделает, вы не той масти, но в фаворитки сгодитесь. Может, даже родите бастарда.

На мои откровенные речи она реагировала вполне предсказуемо: то бледнела, то старалась скрыть гнев за чашкой чая, делая глоток, а потом застыв с прибором в руке, смотрела на блюдце на столе. Сжимала губы в тонкую линию, словно так я не замечу, как они дрожат. Старалась не расплакаться, это уже вызывало во мне уважение.

Но не жалость. Если она хочет стать моей спутницей, должна понимать, что Драконы безжалостно-правдивы. Я давал ей возможность избежать оков брака, о котором она будет жалеть всю жизнь.

— Так хотя бы вы сможете уклониться от остывшей страсти короля, а со мной всё будет иначе. Я не хочу вас, но буду посещать вашу спальню с завидной регулярностью, чтобы обеспечить себя потомством, которые вы не принесёте. А если, да простят меня Боги, всё же сможете выносить дитя Дракона, то оно разорвёт ваше чрево, когда наберёт силу, чтобы жить вне его.

Я говорил и улыбался, но моя жестокость не была бессмысленной. Мучить слабого, не имея на то прямой выгоды, удел трусов. Я защищался. Как тогда, в случае с Исиндорой.

— Все пророчества — просто пыль, которую бросают в глаза доверчивым простакам. Или тем, кому застилает глаза жажда власти.

Веснушки на лице Оливии сделались яркими на фоне бледной кожи, но она по-прежнему смотрела мне в глаза, храня в глубине их выражение детской обиды, смешанной со злостью: «Как ты посмел?» Её взгляд напомнил мне о той, кого я потерял раньше, чем сам того захотел.

— А если нет? Если всё это то единственное, ради чего стоит жить? — задыхаясь, наконец, проговорила она, сжимая ручки подлокотника кресла с такой силой, что аж костяшки пальцев побелели. — Мы ждали вас, господин, вам-то оно всё равно, но вы поймёте, не сейчас, так со временем, что лучше меня, соратницы и готовой ради вас на всё, вам не сыскать! Вы не любите меня? Так и я вас презираю. Быть великим существом, равным которому нет в целом свете, и не иметь ни капли гордости или жажды власти, не хотеть править миром, сжигать дотла города вместе с непокорёнными, это быть ящерицей. Не Драконом!

Она вскочила на ноги и бросилась из комнаты прочь, но, остановившись на пороге, держась за ручки распахивающихся дверей, обернулась и бросила через плечо:

— Вы уверены, что вы тот, за кого мы вас принимаем? Вот и докажите мне!

Я склонил голову набок, медленно очерчивая в воздухе невидимые прочим знаки, словно слушал музыку, доступную лишь мне, и почти не смотрел на Оливию. Она фыркнула и громко хлопнула дверьми.

Забавно: меня сравнили с ящерицей! Что бы сказала на это Геранта?

4

Ниара

Я явилась на приём одной из первых, дождавшись, пока моя семья засвидетельствует почтение королеве-матери. И только тогда дала знак герольду назвать громко моё имя.

Так было положено: послушница сокровищницы не могла ехать в одном экипаже вместе с остальными, не имеющими входа в залы драгоценных слёз Двуликого. Я явилась в замок «Шипастой розы» с гордо поднятой головой, на которой плотно, будто обруч, сидела диадема с прикреплённым к ней алмазом Катринии.