– По какому же поводу вы страдали там, у реки?

– По поводу смерти человека, в которого ты очень хотел меня влюбить, – усмехнулась королева. – Я ведь молодая девушка, Бертрам, забыл?

Бертрам снова промолчал – чтобы не выругаться ненароком.

– Знаешь, что меня поразило? – тихо спросила королева. – Не то, что вы так обо мне думали. То, как легко вы это приняли – как само собой разумеющееся. Я вдруг поняла, какой образ сложился у вас в голове. И как много я приложила усилий, чтобы он стал именно таким.

Бертрам посмотрел на дно кубка – там было пусто. Он налил себе еще вина и сделал большой глоток.

– Если армия уцелела, то у меня плохие новости, – сказал он наконец, взглянув на королеву. Она приподняла тонкие брови.

– Сегодня я узнал, что к столице направляется еще одна армия. Если эта уцелела, они в скором времени встретятся и пойдут вместе.

– Сколько?

– Не меньше пятнадцати тысяч.

Теперь королева долго молчала.

– Ты считаешь, что я должна была их сжечь? – спросила она наконец глухо.

Бертрам ответил не сразу. Он понимал, что от его ответа зависит весь исход этого разговора. Очень важного разговора.

– Я считаю, – медленно проговорил он, – что у нас есть проблема. И нам нужно придумать, как ее решить.

Королева слегка усмехнулась.

– Ты не сказал главного, Бертрам, – она слегка прищурилась, и он снова напрягся, зная, что она спросит. – Зачем ты здесь?

– Чтобы решать проблемы, – ответил он, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо.

И это было правдой. Почти.

Я буду звать тебя Джоэл

Гасу с самого начала не нравилась эта идея. В конце концов – он всего лишь портной. Подмастерье портного, если уж быть точным. Его дело – отмерять и отрезать. Семь раз отмерять – и семь раз отрезать, потому что времени на излишнюю внимательность всегда не хватало. А в последние дни в их мастерской его не хватало катастрофически.

И вот теперь, вместо того чтобы мерить и резать, он должен был ехать на линию фронта, на самую что ни на есть передовую, чтобы передать письмо от мастера Ститча, причем лично в руки королеве. Гас был сильно не в восторге. Уже одно только путешествие казалось средоточием всех возможных несчастий. На дорогах – мародеры, в деревнях – испуганные крестьяне. В лесах – патрули. Гас мысленно рисовал себе десяток картин своей гибели, каждый раз, впрочем, не лишая их героического, а порой и романтического оттенка. И вот наконец он добрался, но вместо теплого ужина и крепкого сна в награду за все его лишения (большей частью вымышленные, но все же), он стоял почти в полной темноте под проливным дождем. Мило.

Когда Гас прибыл в лагерь королевы, ему, разумеется, пришлось пройти все возможные мытарства, которые только выпадают на долю предполагаемого лазутчика. Его обыскали с головы до ног, обругали не меньше, и только потом отвели к молодому знатному мужчине из командования. Тот, услышав, от кого и к кому приехал Гас, пригласил проследовать за ним. Они шли по лагерю, пробираясь между костров и обозов, и наконец пришли к огромному, роскошному шатру, с золотыми кистями на входе и жизнерадостным флажком наверху. Гас уже собирался войти, но офицер свернул в сторону, обошел шатер и остановился у невзрачного вида палатки, которая, наверное, могла бы называться шатром, если бы не стояла под боком у своего величественного соседа. Мужчина осторожно заглянул внутрь, потом повернулся к Гасу:

– Никого нет. Боюсь, придется вам подождать здесь.

Гас с недоверием покосился на палатку.

– Но, сударь, у меня послание к самой королеве…

– Я знаю, – ответил мужчина несколько удивленно. – Вот и ждите ее.