– Моя бабушка ее очень любила.
Кейти кивнула.
– Они хоть и кузины, но были близки, как родные сестры. Ваша бабушка жила здесь в детстве, когда потеряла родителей. Моя мама дружила с ними обеими. Когда ваша бабушка вышла замуж и уехала в Америку, и мама, и Мод очень скучали.
– А Мод осталась здесь. – Джуд обвела взглядом кухню. – Одна.
– Иначе и быть не могло. У нее был возлюбленный, и они собирались пожениться.
– Правда? И что же случилось?
– Его звали Джон Маги. Моя мама говорила, что он был очень красив и любил море. Он ушел на вой ну, Первую мировую, и погиб во Франции.
– Очень печально, – подхватила Бетси, – но романтично. Мод так больше никого и не полюбила. Когда мы ее навещали, она часто говорила о нем, хотя его не было на свете почти три четверти века.
Кейти вздохнула.
– Для некоторых так и бывает. Только один, никого до и никого после. Но Старая Мод, она жила счастливо здесь со своими воспоминаниями и цветами.
– Счастливый дом. – Джуд произнесла это вслух и тут же смутилась, но Кейти Даффи улыбнулась и снова кивнула.
– Да, счастливый. И те из нас, кто знал Мод, счастливы, что теперь здесь живет родной ей человек. Вы погуляйте по деревне, познакомьтесь с людьми, некоторые из них ваши родственники.
– Родственники?
– Вы из Фицджералдов, а их полно и здесь, и в Олд Пэриш. Моя подруга Дейдре – она теперь живет в Бостоне – до того, как вышла замуж за Патрика Галлахера, была Фицджералд. Это в их паб вы заглянули вчера вечером.
– Ах да. – Джуд вспомнила лицо Эйдана, ленивую улыбку, гипнотизирующие голубые глаза. – Мы в каком-то родстве.
– Насколько мне помнится, ваша бабушка приходится кузиной Саре, а Сара то ли двоюродная бабушка Дейдре, то ли ее прабабка, и тогда Агнес и Сара не двоюродные сестры, а троюродные. Впрочем, какая разница. Лучше поговорим о старшем сынке Дейдре… – Кейти задумчиво надкусила одно из своих пирожных. – Бетси, а ведь ты одно время не сводила с него глаз, не так ли?
В глазах Бетси замелькали веселые искорки.
– Может, я и взглянула разок-другой, только мне тогда было всего шестнадцать. Может, и он не отворачивался. А потом он отправился путешествовать, и у меня появился мой Том. Когда Эйдан Галлахер вернулся… ну, может, я и тогда на него поглядывала, но лишь для того, чтобы воздать хвалу Господу за его творение.
– Парнишкой он был довольно буйным, и что-то в его глазах… Похоже, не совсем-то он притих. – Кейти вздохнула. – Я всегда питала слабость к сорвиголовам. Джуд, а не остался ли у вас возлюбленный в Штатах?
– Нет. – На мгновение ей вспомнился Уильям. Интересно, думала ли она когда-либо о своем муже как о возлюбленном? – Никого особенного.
– А если не особенный, нечего и вспоминать.
Нечего вспоминать, думала Джуд позже, проводив гостей и задержавшись на крыльце. Нельзя сказать, что Уильям был для нее такой великой любовью, как Джон Маги – для Мод. Не были они ничем особенным друг для друга – она и Уильям.
А должны были. И какое-то время не было в ее жизни ничего важнее Уильяма. Она любила его или верила, что любила. Черт побери, она хотела его любить, она отдала ему все лучшее, что было в ней.
Только этого оказалось мало. И очень унизительно, что он так легко, так бездумно разорвал еще неокрепшие узы и выбросил ее из своей жизни.
Правда, если бы Уильям умер – от болезни ли, несчастного случая или даже героем, – она не стала бы скорбеть о нем семьдесят лет, просто погоревала бы немного и считалась бы вдовой, а не брошенной женой. И как ни ужасно признавать, она предпочла бы вдовство.